Сэм силой воли сохранил дружелюбное выражение лица.

— Звучит отлично, но у меня очень плотное расписание. Я так скажу: сообщите своим друзьям, что я передаю привет, хорошо?

— Конечно, — сказал легионер, затем вошёл ещё один, ведя под локоть человека. На этом человеке был светло-коричневый твидовый костюм, но без галстука. Обувь была без шнурков. Руки его были закованы в наручники. Второй легионер произнёс:

— Сейчас сниму наручники, дружок, поэтому веди себя хорошо. Понял?

— Да, — прошептал человек и Сэм заметил, что левый глаз у него заплыл. Когда наручники сняли и легионеры вышли, он потёр запястья.

— Здравствуй, Уолтер, — произнёс Сэм.

— Сэм, какой приятный сюрприз.

— Присаживайся.

Бывший профессор уселся на стул, облегчённо выдохнул.

— Как же здорово присесть на нормальный стул. На допросах… иногда задают вопрос за вопросом, а ты стоишь часами… звучит, вроде не ахти, но когда стоишь часами, это, на самом деле превращается в пытку.

— Могу представить, — сказал Сэм.

Уолтер покачал головой.

— Нет, не можете. Если только вы не бывали в похожих местах, то не можете.

Сэм взглянул на собственное запястье, где на коже пряталась вытатуированная цифра.

— Уолтер, я здесь не для того, чтобы дебаты устраивать.

Бывший сосед слабо улыбнулся.

— Разумеется, да, конечно. Как вы тут оказались? Ни адвокатов, ни семью сюда не пускают, пока мы тут переживаем свою версию гитлеровской Ночи длинных ножей[27]. Помните, это было в тридцатые? Гитлер решил, что настал час убить и пересажать всех оппонентов и так и поступил. О, то было время…

— Так, Уолтер, может, заткнёшься нахер?

Уолтер так и поступил.

— Я здесь потому, что Секретная служба передо мной в долгу. Я сказал им, что хочу увидеться с тобой.