— Мишенька, откуда ты?! Да какой пьяненький...
Дверь захлопнулась, Кротов вознесся наверх, приник ухом к двери — фанера, сопение слышно, не то что голоса.
— Улетишь завтра или послезавтра, погости у нас, — говорила женщина.
Мужской голос — хмурый, недовольный:
— Григорьевы спрашивали, Дора тобой интересуется...
— Погоди ты со своей Дорой, — возразила женщина, — лучше накрывай на стол. Пошли, Минечка, пойдем, масенький, ох, какой же пьяненький ты, смотри не засни...
— Диана, не при мне хотя бы, — услышал Кротов горький, отчаянный голос мужчины и осторожно пошел вниз.
...Он рассчитал все. Маршрут малыша от Журавлевых к Григорьевым проследил. Его самого, Кротова, малыш, конечно же, не помнил, поэтому в такси прыгнул, словно козлик — веселый, ручкой махал провожавшим. Второй мужик, что вышел на улицу с Григорьевыми и здоровенной бабой, помог устранить неполадку. Кротов нарочно свечу подвывернул, мотор не заводился, мужик сообразил, подтянул. Поехали на тот именно рейс, который закомпостировал Минчакову мужик с жалостливым голосом, Журавлев, у которого жена Диана: его Анна довела до кассы, стояла за ним в очереди, все видела и слышала. Когда тронулись — Минчаков сказал, чтоб шеф завез его на Пролетарскую («к Журавлевым», понял Кротов), взял с собою портфель, махнул наверх, пробыл там минут двадцать. Свет в окнах Журавлевской квартиры так и не зажигали. Вернулся, с портфелем и чемоданчиком, шальной какой-то вернулся, на губах улыбка замерла, сказал, мол, посылку передали, и запел вдруг, безголосо запел, так от счастья поют... При выезде из города Кротов спросил:
— Возьмем попутчицу?
Анна стояла на обочине с чемоданом и вещмешком, руку тянула, пританцовывая, мол, опаздываю на самолет.
— Чего ж не взять, возьмем, — согласился Минчаков.
Анна села сзади, Кротов рванул с места, снова мысль засверлила: «Может, не надо, к черту», — но он заставил себя медленно считать метры: на цифре «сто» Анна должна была ударить малыша топориком по темени. Как раз на «сотне» есть хороший съезд с шоссе на проселок, все рассчитано...
Все, да не все. Деньги у малыша были, остались две тысячи, аккредитивов на пятнадцать тысяч, а самородка не было, как ни искали.
Разрубил