Вернулись в город; Кротов заехал к себе, вернулся быстро, Анну высадил возле ее дома, сказал, чтоб потихоньку собиралась; подъехал к дому Журавлевых, в подъезде надел демисезонное пальто, каракулевую шапку, приклеил усы, купленные Анной в магазине «Актер», когда летали в Ригу с пересадкой в Москве, позвонил в дверь; открыла женщина — высокая, красивая, ее он не видел, она из дома не выходила, пока Минчаков был у них, такая же высокая, как та баба, которая его на проходной целовала, только эта стройная, а та как бочка.

— Вы меня извините, — сказал Кротов, — я от Миши Минчакова... Он не решился сам... Рейс снова отложили... Словом, вы понимаете, он спьяну сделал вам подарок, который не имел права делать... Это полагается сдавать государству...

— А... вы... кто?

— Я директор его прииска, Караваев, Антон Иванович, он, видимо, говорил вам...

— Ничего он мне не говорил! Рома! — закричала вдруг женщина. — Выйди же сюда!

Вышел Журавлев, развязывая галстук, видимо, только что вернулся с работы, тихо спросил:

— В чем дело?

Кротов долго смотрел на женщину, потом, не отрывая от нее глаз, сказал, чувствуя, как дергающе отсчитывает где-то внутри секунды:

— Вы убеждены, что я должен посвятить в это дело вашего супруга? Или позвонить в милицию?

Кротов на мгновение опустил глаза и вдруг увидел женские меховые сапоги: они были мокры, и пальто было мокрое.

«Все, — понял он, — пока я его вез, она свое дело сделала, из дома унесла».

— Звоните в милицию, — сказал Журавлев потухшим голосом, — звоните. Проходите, пожалуйста, в комнаты...

— Я лучше привезу сюда Мишу, — сказал Кротов, — я оплачу его убытки за билет и привезу сюда. Или поедемте со мною...

— О чем он говорит? — спросил жену Журавлев. — О чем вы говорите?

Женщина, видимо, что-то почувствовала, неуверенность и страх Кротова почувствовала, поэтому повторила слова мужа:

— Проходите и звоните. Мы с вами на аэродром не поедем. А что могло взбрести Мише в голову — я не знаю.

Этого визита Кротов себе простить не мог.

Поэтому и решил бежать стремительно, а так поступать в школе абвера его не учили...

И не мог он себе того простить, что получил деньги за минчаковский билет. Копейку умел считать, а когда дело тысяч коснулось, потерял контроль, взял двести рублей, дурак! А все равно по аккредитивам получать, какие-никакие, а деньги, пятнадцать тысяч, да своих с Аниными тридцать, да золотишко, песочек...