– Поэтому я его и использую, Шарлотта! – парирую я. Шарлотта всплескивает руками.

– Почему ты вообще пытаешься решить проблемы насилием? Это никогда не помогает, – заявляет она, разворачивается и идет к парковке. – У меня сегодня занятия. Мне пора.

– А что насчет вашего прошлого?

Шарлотта оборачивается так быстро, что у меня на мгновение начинает кружиться голова.

– О чем ты?

– Неужели вы ни о чем не жалеете? Ничего не хотели бы сделать по-другому? – напираю я. – Раз уж мы ведем речь о том, какое я ничтожество?

– Я такого никогда не говорила.

– У вас что, никогда не было никаких «несчастных случаев»? Вы никогда не говорили «неправду» о том, что делали? – спрашиваю я, жестом изображая в воздухе кавычки. Шарлотта тупо на меня смотрит. – И в школе у вас никогда не было проблем?

У Шарлотты вокруг рта залегают складки.

– Нет, такого у меня не было.

– Никогда не сталкивали кого-нибудь с лестницы, – не успокаиваюсь я, – или, может, себя?

Я тут же жалею, что вообще открыла рот. Лицо Шарлотты теряет всякий цвет, губы из бледно-розовых становятся белыми.

– Если ты на что-то намекаешь, скажи прямо.

– Я ни на что не намекаю, – резко говорю я, хватая ртом воздух. – Я читала про вас, вот и все.

Шарлотта скрещивает руки на груди и отступает на шаг назад.

– Ты читала обо мне? – изумляется она. Ее губы дрожат. – Ого. Она обо мне читала. Ну же, Элли, расскажи, что ты там прочитала, раз уж тебе семнадцать и ты знаешь все о жизни.

Ее глаза превращаются в две узкие щели.

– Может, ты хочешь рассказать о моем прошлом что-то, чего я не знаю?

Мы мечем друг в друга яростные взгляды. Шарлотта вцепилась в свою сумочку, я же стою, уперев руки в бока. В одном мы с ней точно похожи: мы всегда резко даем отпор.

– Я просто хотела, чтобы вы знали, что про вас пишут. В некоторых статьях… Некоторые говорят, что вы сами сбросились с лестницы, когда были беременной, и потеряли ребенка.