Светлый фон

– Эй, вы что там целый час делаете? Вот я сейчас хозяину позвоню! Или в полицию!

Я вспомнил, зачем пришел, снял матрас с деревянных поддонов, встал на колени и вытащил шляпную коробку, покрытую толстым слоем пыли. Конверт лежал на месте, доверху набитый деньгами, а я сидел на полу, не в силах до него дотронуться.

Это был мой январский выигрыш, весь целиком: сверху сотенные банкноты, совершенно новые, а внизу пачка голубых двадцаток, перехваченных резинкой. Лиза их не нашла, она к ним даже не прикасалась. Моя лисичка-фенек так и не заглянула в разграбленное дупло, побрезговала. Значит, все это время она считала меня вором. Да я и есть вор.

В дверь снова постучали, теперь я различал два голоса, соседкин и мужской. Дворника, что ли, позвала? Я вынул из конверта деньги, положил пару двадцаток в карман куртки, остальное скатал в тугой банкролл, снова перехватил резинкой и засунул в ботинок. Потом я задвинул матрас на место, заметил у стены книжку в мягком переплете, взял палку от метлы и подтянул книжку к себе. Лиза читала третий том «Александрийского квартета», да еще на португальском?

Некоторое время я стоял там, листая книгу и наполняясь глухой, неурочной яростью, потом обошел комнату, распахнул шкаф, и вот оно – среди пустых, закачавшихся вешалок голубела мужская рубашка, размер xxl, плотный хлопок, отличное качество. Значит, они жили здесь вдвоем, пока я сидел в промозглом склепе на Аграмонте.

xxl

Я поймал себя на том, что представляю португальца здоровенным, мордатым, этаким быком, нет, минотавром, бегущим по лабиринту и роняющим пену из пасти. А потом они уехали в январе, а я принес свою добычу в зубах, положил ее в шляпную коробку и так гордился собой, monte de merda!

Я оглянулся на комнату, казавшуюся теперь маленькой и грязной. Надо идти, а то соседи и впрямь вызовут полицию. Не хватало еще, чтобы храбрый банкролл, не отдавшийся минотавру, достался районному комиссару. Я вышел из комнаты, улыбнулся соседям, сунул им ключи, не стал ничего спрашивать и сбежал по лестнице вниз.

Мне было весело, руки больше не дрожали, горло наполнилось ледяными лимонадными пузырьками. Сейчас полдень, думал я, выходя на залитую солнцем улицу, как раз успею в собачью гостиницу, посмотрю там условия, а потом заеду в Бомбарду, куплю тряпки на летнюю игру. Ничего так не люблю, как открывать пакет с новой рубашкой, извлекать невесомую бумагу и вынимать гвоздики из воротника и манжет, медленно, аккуратно, по одному.

 

Радин. Понедельник

Радин. Понедельник

Музыка набросилась на него, будто соскучившийся пес. Она сыпалась на него отовсюду, словно рис и конфетти на церковной свадьбе. Пьяццолла из дверей кафе, джазовая гитара из проезжающей машины, Карлос ди Сарли бог знает откуда, все было узнаваемо! Тревожные крики стрижей были музыкой, и звон двадцать восьмого номера на трамвайном кольце, и мягкий обыденный гул Святой Катерины.