Этот жест, который местные применяли с уверенностью, сработал в первый раз, и Радину вдруг расхотелось уезжать. Он заметил свободное место у окна и сел, поставив сверток между коленями. Мокрые улицы сменились бульварами, потом замелькали охристые фасады предместья.

Вся эта история похожа на балетный пол, о котором рассказывала Лиза: под понятным линолеумом слой непонятной древесины, а между ними что-то невидимое, но нужное для связок. Что, собственно, произошло в воскресенье, пока я спал, накидавшись индейским зельем? Золотые, зеленые, злые продались, как горячие крендели. Тьягу не приехал, прекрасную вдову не вывели под белые руки, а Варгас присвоила лохмотья аспирантовой книги, которые я сам принес ей в зубах, как спаниель перепелку.

Значит, я никого не подвел, думал он, стараясь побороть подступающую к горлу тревогу.

В окне мелькнуло здание семинарии, Радин нажал кнопку и встал у дверей, собрав свою поклажу. Сумка заметно потяжелела – на две алжирские тетради. Сверток с портретом казался невесомым. Радин сошел возле почты и направился на север по пустынной Кампо Аллегре с сияющими лужами.

Тетради можно выкинуть в урну, как я сделал это с ботинками, думал он, оглядывая незнакомую улицу. Хватит с меня чужой жизни, вязкой, как мазут на морозе.

Все, что я делал, передвигаясь по броску костей, будто шашка в триктраке, нужно не просто записать, это нужно объяснить, а я не могу. Бросок костей не упраздняет случая. Что бы сказал на это каталонец? Сколько можно смотреть на чужую жизнь через дыру в стене настоящего. И вот вам мертвый заяц.

Малу

вчера на аукционе народу было столько, что пришлось окно в стеклянной крыше открывать, дышать нечем стало! и чего толпились, чего шумели, все равно такие ставки им не снились, нищебродам

когда хозяйка на сцену вылезла, все решили, что про мужа станет говорить, скорбные лица сделали, а она стоит молча, шея розовыми пятнами пошла, рот открывает, будто рыба на портовом прилавке

кто-то неизвестный делал ставки через помощника, а помощник, длинный такой, хрустящий, на кузнечика похож, выкрикнул из зала: давайте ближе к делу, я на связи с токио, а там уже за полночь!

тут сеньора руки на груди сцепила, воздуху набрала и говорит: сегодня я могу рассказать вам правду, господа! муж взял с меня слово, что я сделаю это на закрытии выставки, я призываю вас понять его поступок и не судить его строго

публика загудела, журналисты за телефоны схватились, варгас уставилась на хозяйку, а та вдруг замолчала, будто войлоком подавилась, ну, думаю, если сейчас правду выпалит, то и дому конец, и хозяйству конец!