Светлый фон
confessore

Однажды, много лет назад, мы с братом спрятались в беседку и сидели там в душной темноте в надежде, что кто-то придет и признается нам во всех своих грехах. Скамейка была узкой, и Бри посадил меня к себе на колени, каждый раз, когда нам казалось, что ручка двери поворачивается, мы оба переставали дышать, как будто под водой. Через полчаса падре вытащил нас оттуда, вздохнул и отпустил без наказания.

По левому борту катера тянулись шесть мелких иллюминаторов, наглухо заваренных, вдоль борта свисали автомобильные покрышки на веревках. Забравшись на палубу, я села на свернутый буксирный канат, достала принесенную в подарок бутылку, открыла, отхлебнула из горлышка, привалилась к борту и закрыла глаза.

Я очень устала. С тех пор как я поняла, кого держат над крестильной чашей на фотографии, присланной мне братом, я жила в облаке копоти, в самой его середине. Отвращение душило меня, хотя разум сопротивлялся, а тело негодовало. Выходит, старуха крестила его, растила какое-то время, а потом, наигравшись, отправила с глаз долой. А потом из него получился Фиддл.

Зачем капитану нужен был сообщник? Марка выпрыгнула у него из рук и принялась перемещаться по своим и чужим клеткам, как обезумевший ферзь на шахматном поле. Ли Сопре пришлось остаться в богадельне, чтобы довести дело до конца. Ему понадобился партнер. Я ходила по следам убийцы, собирала улики, записывала подозрения. И все это время я любовалась его сыном — и не только любовалась, черт бы его подрал.

Неделю назад, обнаружив блог Садовника, я хотела сразу бежать к комиссару, ведь, если убийца еще не выехал из страны, его можно было объявить в розыск и арестовать. Привезти в железной клетке и сжечь живьем на рыночной площади. Я читала его блог в своей комнате, сначала быстро, цепляя только самые острые моменты, потом еще раз, спокойнее, а потом — когда Пулия заснула — в третий раз, с фонариком.

Он писал так же неровно, нервно и завораживающе, как говорил. Нет, лучше, чем говорил: его английский на письме выглядел куда проще и убедительнее, чем его итальянский. Но какой смысл писать про убийства в сетевом дневнике? К чему этот риск, постоянная возможность разоблачения? Так он понимает свою правоту и свободу? Может быть, он хотел, чтобы его поймали. Хотел быть наказанным.

Остаток ночи я пролежала, глядя в потолок и пытаясь собрать свои мысли, в висках у меня билась тяжелая красная вода. Я старалась только думать и ничего не чувствовать, моя душа покрывалась смолой, будто покорное насекомое. Несмотря на факты, что-то не клеилось, не поддавалось разумению. Слишком много странных вещей поднялось на поверхность этой истории. Всплыло животом кверху, будто мертвые сизые рыбины.