Сэмюэл, как будто обжегшись, отдернул руку от Библии.

– Нет! – в ужасе произнес он.

По галерее пронесся ропот неодобрения. Судья дважды стукнула молотком.

– Мистер Стольцфус, – мягко обратилась к нему она, – я понимаю, вы не знакомы с судом. Но это вполне обычная процедура.

Сэмюэл яростно покачал головой, встряхивая белокурыми прядями, потом с умоляющим видом взглянул на меня.

Судья Ледбеттер пробормотала что-то невнятное, потом жестом подозвала меня к кафедре:

– Советник, может быть, вы объясните свидетелю суть процедуры?

Я подошла к Сэмюэлу и положила ладонь ему на плечо, отворачивая его от взоров собравшихся на галерее людей. Он дрожал.

– Сэмюэл, в чем проблема?

– Мы не молимся на публике, – прошептал он.

– Это всего лишь слова. Они на самом деле ничего не значат.

У него отвисла челюсть, словно у него на глазах я превратилась в дьявола.

– Это обещание Богу. Как вы можете говорить, что они ничего не значат? Я не могу клясться на Библии, Элли, – сказал он. – Простите, но в таком случае я не могу этого сделать.

Сухо кивнув, я вернулась к судье:

– Клятва на Библии противоречит его религии. Нельзя ли сделать исключение?

Джордж мигом оказался рядом со мной:

– Ваша честь, возможно, это звучит, как заезженная пластинка, но мисс Хэтэуэй явно спланировала это представление, чтобы вызвать у присяжных сочувствие к амишам.

– Он, конечно, прав, – сказала я. – Вот-вот появится нанятая мной труппа актеров, которые разыграют перед всеми горе Кэти.

– Знаете, – задумчиво произнесла судья Ледбеттер, – несколько лет назад у меня на суде выступал свидетелем один амишский бизнесмен, и мы столкнулись с той же проблемой.

Я в изумлении взглянула на судью, но не потому, что она предлагала решение, а потому, что у нее на суде был раньше амиш.