— Три минуты! Это же целая вечность! — преувеличенно бодро воскликнул высокий. — Вы же знаете, Борис Николаевич, что успел бы натворить безудержный Казанова всего за три минуты, а? — Он погрозил пальцем, улыбнулся, обнажив редкие желтые зубы, сразу выдающие страстного курильщика. — Сознайтесь, Борис Николаевич, вам скидка будет! Шучу!.. А ведь был грешок, был! — со смехом вдруг сообщил врачу. — Вы только посмотрите на его глаза!..
Смех. Тени, нависшие над Борисом Николаевичем.
И вновь — глаза. Пустые. Холодные как смерть.
Господи, да что же это с ним!..
Борис Николаевич пошевелился, пытаясь подняться со своего жесткого ложа, но вдруг с изумлением обнаружил, что привязан — намертво прикручен на высоком столе (операционный? дьявольский? какой?!..). Он огляделся — шары в голове вновь ожили, покатились в разные стороны, но не было сил обращать внимание на этот бильярд. Просторное помещение, светлые стены, что-то легкое прикрывает широкое окно…
— Не стоит шевелиться, — сказал врач.
— У меня что-то серьезное?
— Я же сказал — к вечеру пройдет, — раздраженно ответил врач и отступил в сторону, всем своим видом показывая, что разговаривать с больным больше не намерен.
— Борис Николаевич, — тотчас взял инициативу в свои руки высокий, — я вот о чем хотел с вами поговорить… — он вдруг замолчал, потрогал себя за длинный нос, словно раздумывал — говорить или не стоит.
— Что случилось?
— Вот ведь странность какая, Борис Николаевич, дело в том, что пока еще ничего такого не случилось, но мы надеемся…
— Не понял, — честно сознался Борис Николаевич.
— И не надо. Не нужно напрягаться. Вам еще рано. Ваше время еще впереди! — Высокий засмеялся. — Я просто хотел сказать, что мы все надеемся на то, что случится… э-э… ну, допустим, что-нибудь… Не понимаете?
— Нет, — Борис Николаевич начал злиться. Абсурд какой-то, ей-богу, абсурд!
— Вот и хорошо! Вот и славно! — обрадовался этой злости высокий, так обрадовался, что как будто только ее и ждал. — Вы же Погибенко, так? — неожиданно жестким тоном спросил он.
— Ну, — согласился Борис Николаевич, не понимая куда гнет высокий. — И что из этого?
— Ничего, — вновь смягчился высокий и, обернувшись к врачу, произнес несколько коротких лающих фраз на неизвестном Борису Николаевичу языке (латынь? китайский? а может, это шпионы? где же я?!..). — А ведь мы про вас кое-что знаем, — вновь обратился высокий к Борису Николаевичу и не торопясь стал рассказывать ему его же прошлое.
И чем больше узнавал о себе Борис Николаевич — а любой подобный рассказ — это еще и каждый раз дополнительная информация о себе самом! — тем вдруг отчетливее начал сознавать, что все это «липа». Самая настоящая!