5

Рябинина сидела на прежнем месте в прежней позе. Приятно, черт возьми, когда тебя ждет женщина. Есть в этом что-то от Вечности.

— Наконец-то! — встала она. — Застолбил подвальчик?

Она даже словами моими выражается. Ладно, Лапшин, угомонись. Просто она тоже журналист, причем ничуть не хуже тебя.

Может быть, даже и лучше.

— Все в порядке, — сказал я. — Едем к Косте.

По дороге в больницу я рассказал ей о визите в мою квартиру таинственного незнакомца.

— Не надо было мне уходить вчера, — вздохнула она. — Глупо получилось.

— Не знаю, — с сомнением покачал я головой. — Может быть, при тебе он ничего бы не сказал. Может быть, он ошивался где-нибудь поблизости и ждал, пока ты уйдешь.

Рябинина посмотрела на меня как на больного и снова вздохнула:

— Лапшин! — сказала она как тупому. — Но ведь именно об этом я и говорю. Не уйди я — не лез бы ты в эту кашу. Ты что, не знал, что у Президентов бывают двойники?

— Знать-то знал, — ответил я. — Но доказательств до сей поры у меня не было.

В приемном покое больницы нас долго не хотели вводить в курс дел по поводу состояния больного Сюткина. В итоге мне пришлось пригрозить, что сопровождающая меня популярная журналистка Юлия Рябинина разделает под орех всю их шарашкину контору, если они немедленно не свяжут нас хотя бы с лечащим врачом Константина Сюткина.

Через пять минут мы уже разговаривали непосредственно с самим врачом.

Выглядел он удивительно: белоснежно чистый халат, застегнутый на одну пуговицу, и грязный засаленный колпак на голове.

— Состояние больного Сюткина тяжелое, — уныло сообщал он. — Больной находится в коме. Посещения запрещены.

— А увидеть его можно? — спросила Рябинина.

Врач отрицательно покачал головой. Смотреть на него было тяжело. Казалось, он сам нуждается в помощи.