Лицо Берье, частично закрытое маской, выглядело землистым, словно кто-то высосал из генерал-лейтенанта всю кровь.

– У меня есть письмо, где говорится о неких выплаченных суммах. Я покажу его вам. Я надеялся, это фальшивка, но похоже, что нет. Просто не верится, чтобы король был настолько… настолько…

– Глуп? Согласна, тут есть от чего прийти в замешательство. Поражаешься, как человек, занимающий высочайшее положение, не сумел увидеть последствий этой затеи или, скажем, закрывал глаза на ее размеры. Полагаю, он убедил себя, что действует во благо человечества.

– Если бы правда вышла наружу, нас захлестнули бы хаос и безудержная ненависть.

– Да. Все, что мы видели до сих пор, показалось бы нам легкой рябью. Нас ждали бы крупные бунты, а потом и революция. – «Я потеряла бы свое место при дворе, а он – королевство», – подумала Жанна. – Но ничего этого не случится. Всю вину можно свалить на хирурга, а он, будучи мертв, уже не сможет возразить. Его тело по-прежнему у вас?

– Да.

– Известно, как он умер?

Берье покачал головой:

– Мы не допрашивали тех, кого застали в его доме. Сомневаюсь, что это необходимо.

– Готова согласиться с вами.

Интересно, Берье догадался, кто нанес удар? У Жанны имелись соображения на этот счет.

– Лучше всего объявить, что Лефевра убили солдаты, дабы прекратить его дальнейшие злодеяния. Можно устроить спектакль для публики. Обезглавливание или что-то в этом роде. Народ любит такие штучки.

– Думаю, это явится очистительным действом.

Не только для толпы. Для нее тоже. Ее всегда раздражало высокомерие этого злобного, напыщенного коротышки Лефевра, считавшего, что ему позволено похищать детей простолюдинов и ставить над ними опыты, относясь к ним хуже, чем к собакам. Этому злодею удалось втянуть Людовика в свою грязную авантюру, убедив короля, что наука может развиваться только так.

Их разговор прервал взрыв смеха. Неподалеку придворные развлекались, наблюдая за кривляниями лицедеев.

– Вы еще не говорили с ним напрямую? – решился спросить Берье.

– Нет.

Она до сих пор не набралась сил для разговора с Людовиком. Жанна по-прежнему сказывалась больной, держа двери своих покоев запертыми. Вскоре король рассердится и потребует, чтобы она пришла на обед. Так он делал всякий раз, когда она отговаривалась головной болью. Но теперь ее это не волновало. Королевский гнев был ничем по сравнению с ее гневом. К тому же король уже не держал в руках всю колоду.

– Я поговорю с ним завтра. А пока сделайте так, чтобы часовщика, его дочь и их служанку не тревожили.

– Но они слишком много знают.