Он бросается в восьмой раунд, как в надвигающуюся волну. Отходит к канатам и парирует град ударов, изматывая Переса. Тот промахивается левой. Бёрье видит на лице соперника недовольную гримасу и понимает, что тот повредил плечо.
Бёрье идет в атаку. Перес входит в клинч и получает несколько коротких ударов по корпусу, что изматывает его еще больше. Бёрье гонит Переса перед собой. Следующая серия ударов виртуозна. Брови Переса напоминают два расходящихся в разные стороны горных хребта в свете закатного солнца.
До гонга тридцать секунд, и Бёрье видит, как коагулянт стекает в глаз противника. Перес моргает. Он слишком измотан, чтобы держать гард.
Бёрье наносит Пересу левый хук в челюсть. Он врос в пол, словно дерево, корни которого вот-вот взорвут бетонный пол. И молотит, как будто удары идут откуда-то из-под земли. Бьет правой снизу вверх, в солнечное сплетение. Следующий удар в подбородок оказывается решающим. Левая сторона Переса парализована. Он падает; тело скручивается, отскакивая от канатов, прежде чем достичь пола. Публика неистовствует. Судья даже не думает считать и поднимает вверх руку Бёрье.
Парис и его катмен хлопают по его потному телу. Но сердце Бёрье замирает, пока Перес снова не встает на ноги. Боксеры обнимаются.
– Хороший бой, – шепчет Перес в ухо Бёрье. – Биг Бен пускает меня только на те бои, где я точно выиграю. И я люблю титульные матчи. Но это… хороший бой.
Парис хлопает Переса по плечу. Как бы то ни было, Перес ни разу не прибегнул к откровенно грязным приемам, вроде попыток содрать обмотку или ударить противника в пах.
Судья приходит в раздевалку, когда Бёрье на скамейке делают массаж. Беседует с немногими допущенными в святая святых журналистами.
– Он следил за мной, когда лежал на полу, – говорит судья журналистам, а те оживленно записывают. – Одна нога была согнута в колене. Если боксер отключился, он лежит, вытянув обе ноги. Поэтому я знал, что Бёрье Стрём встанет. Я мог бы наплевать на эти лишние несколько секунд, но не хотел поднимать парня, который не готов, физически и психически, продолжать бой.
– Вы, наверное, рады, что судья тогда не остановил матч? – спрашивает Бёрье один из журналистов.
Бёрье смеется и отвечает, что для него самая большая радость в жизни – вскочить с пола и получить лишнюю пару тумаков.
Судьи и журналисты смотрят на Бёрье как на музейный экспонат за стеклом. Потом еще раз поздравляют его с победой и уходят, напоследок щелкая камерами в дверях. Пока Бёрье одевается, Парис разговаривает со своей женой по телефону. Натягивая на скамье носки, Бёрье слышит, как она плачет в трубку.