– Что-то случилось? – спрашивает он Париса, после того как тот дает отбой.
Парис только отмахивается:
– Слезы радости. Я заложил дом, чтобы поставить деньги на тебя. И не надо так на меня смотреть, ты же победил!
* * *
На следующее после матча утро Бёрье совершал легкую пробежку в Народном парке. Тот такой большой, что легко заблудиться, петляя между буками и елями. И никаких кладбищ, ни замков, ни особняков. Парк для народа, в котором так приятно пробежаться. И запах почти как в лесу.
Вокруг парка, в городе, воздух ужасный. Ближе к шее воротник рубашки черный, на улице втягиваешь в нос всякую гадость. В каналах плавают дохлые крысы. От лакокрасочного завода за милю воняет «химией». И не только от него.
Напряженные мышцы постепенно согреваются. Тело требует отдыха после изнурительных тренировок и матча, Бёрье чувствует это.
Он пробегает мимо теннисного корта, где отец – по крайней мере, он выглядит как отец – кричит на сына. Мальчику лет одиннадцать, взгляд устремлен в землю. Бёрье наблюдает сцену с дорожки, идущей параллельно длинной стороне поля.
Лицо отца красное. По ту сторону сетки другой мужчина, тоже кричит и как будто злится на первого. Рядом с ним другой мальчик, ракетка в опущенной руке – как срезанный цветок. Мяч одиноко лежит посреди поля.
Чуть дальше дети играют в футбол. Они разного возраста, в основном подростки. Бегают за мячом, как стая гончих. Но некоторые стоят на местах, как шахматные фигуры на доске. Значит, кроме гонки, есть какая-то командная стратегия. Они веселятся и как будто в жизни не слышали ни про офсайд, ни про угловой. Игра продолжается далеко за пределами поля.
Бёрье потягивается, прислонившись к большому дереву. Еще две недели тому назад он был никем, а теперь мир раскрыл ему приветственные объятия. Вчерашний матч – как золотой шар счастья в груди. Тем не менее Бёрье не может избавиться от ощущения, что это в последний раз. Он опускается на скамейку – здесь есть над чем подумать.
Бёрье всегда любил бокс, и только бокс. Когда бьешь по кожаной груше в зале и пот бежит по телу в три ручья, – Бёрье сроднился с этим ни с чем не сравнимым чувством за долгие годы. Мысли в голове как прыгающие теннисные мячики, но стоит выйти на ринг, и все стихает.
В спорте слишком много дерьма – как и везде, где бал правят деньги. Бёрье подумал о мальчишках, чьи головы гудели от фантазий, как пчелиный улей. Одни мечтали о большом спорте и больших победах, другие хотели заработать на еду и крышу над головой. Большинство остались ни с чем. В боксе они значили не больше, чем набитая песком груша. Выброшенные с ринга за негодностью, подметали где-нибудь полы трясущимися руками, запинались и с трудом удерживали мысли в травмированной голове. Бёрье их навидался – тех, кто первое время подавал надежды, и безнадежных изначально. Немногие боксеры могут зарабатывать действительно большие деньги, но и таких время от времени ставят на место. После отказа Мухаммеда Али воевать во Вьетнаме в Штатах не осталось ни одной арены, где он мог бы боксировать.