Он пытался справиться с головокружением, закрывал и открывал глаза. Игра музыкантов стала громче, они подпевали, а танцующие подхватывали. Подпевали лавочники и прохожие, решившие остановиться. Флейту не заглушало уже ничто, и пение ее, кажется, отдавалось дрожью в сердце. Осборн задыхался, прыгать все сложнее.

Люди смотрели на него, на Грейс. Все глазели на них, потому что не могли не смотреть. Все танцующие вокруг — прикрытие. Это просто сцена для Грейс. Ее звездный час. Она танцевала так, словно это был ее первый и последний танец, танец жизни и смерти, выступление, к которому готовилась всю жизнь.

Трель флейты звучала уже громче мыслей и в протяжной ее грусти Осборну вдруг послышались уже не хриплые вздохи умирающей птицы, а крики людей. Он поднял голову. Ноги вдруг отяжелели, а в голове все еще звучала трель. Трель и крики.

С чумного столба на Осборна смотрели перекошенные в агонии лица. Люди, скрючившиеся от боли, протягивающие тощие руки к ангелу. Осборн видел детей, которые умирали раньше родителей, и родителей, державших ушедших детей на руках и забиравших их болезнь. Это был круговорот жизни и смерти, от которого не спрятаться. Съеденные болезнью люди, испустившие последний хриплый вздох на улице. Смрад в их волосах, спутавшийся с пылью. Запах костров за городом, который вдыхали живые, знавшие, что останутся такими ненадолго. Под ногтями у людей остатки кожи, которую они сдирали с себя, чтобы вырваться из тела. У людей во рту кровь, они чувствуют сладость утерянной жизни. Люди кусаются, кричат, а их не слышат. Лица, скривившиеся от боли, замерли в белом камне. Словно в огромном коконе они барахтались, протягивали руки к живым, просили вытащить их, замурованных, и дать сделать хотя бы вдох, но люди продолжали танцевать.

Трель флейты, казалось, звучала уже не в голове, а в сердце. Осборн пытался думать, но мыслей не слышал. Руки тряслись, дышать тяжело, а флейта играла. Люди кричали.

Осборн выпустил руки Грейс, не удержался и упал на холодные камни. В ушах звенело, а перед глазами яркими пятнами крутились образы. Звук стуканья колес повозки, везущей людей в последний путь. Белые изуродованные лица без глаз, костлявые руки, протыкающие кокон, и разноцветные пятна живых, не остановившиеся. Лишь бы танец, восхваляющий жизнь, продолжался.

— Тебе плохо? — прокричала Грейс, но Осборн услышал ее издалека.

Он, казалось, был где-то в лесу, и звуки доносились словно сквозь глубь вод. Шелест листвы близко, словно нет музыки, нет топота галопирующих людей. Есть только умиротворяющая тишина и сверкающий беспокойством взгляд напротив. Трель флейты отдалялась, пряталась в кронах деревьев, пока не превратилась в тихое попискивание птенцов в гнезде.