Когда Осборн вернулся, Грейс уже выбросила куда-то стакан, стояла, засунув руки в карманы куртки, и продолжала созерцать. Взгляд ее стал еще сосредоточеннее.

— Представляешь, мне опять Шеннон написал, — начал разговор Осборн.

— Опять захотел, чтобы ты написал за него музыку? — усмехнулась Грейс и посмотрела на Осборна, казалось, по-прежнему.

— Да, он уже вторую неделю только о новой песне и говорит.

— А она у тебя разве есть?

— Есть, но слишком грустная.

— Для Ластвилля самое то. — Грейс улыбнулась.

Осборн, казалось, даже нашел в себе силы улыбнуться в ответ.

Вдруг заиграла громкая музыка. Трубадуры в ярких курточках и в шапочках, в покрывшихся пылью сапожках, радостно позвякивая мешочками с монетами на поясах, прибежали к площади и ударили по струнам, если струны были, а если нет — задули, забарабанили, затрещали, забили. Люди повскакивали с лавочек, побросали сувениры, подбежали к менестрелям и пустились в пляс. Туристы и местные, молодые и старые искали друг другу пары, хватали первых попавшихся, если не находили подходящих, и тянули на пятачок, оставленный палатками, к чумному столбу.

— Пойдем! — воскликнула Грейс, перекрикивая грохот музыки.

Перед глазами у Осборна помутнело.

— Куда? — прошептал он, но поздно.

Грейс утянула Осборна в центр, сильно дернув за одну руку, и, очутившись в плотном кольце людей, схватила за другую.

— Я не танцую! — Испугался Осборн и будто бы очнулся.

— А ты танцуй! Это весело! — прокричала Грейс и засмеялась.

Осборн закрыл глаза. Тошнота, опять тошнота. Горький ком прыгает туда-сюда по горлу, и Осборн прыгает. Земля под ногами содрогается. Голова кружится. Кажется, что небо клонится к Ластвиллю и вот-вот свалится.

Грейс кружила его в толпе. Люди, одурманенные хмелем, наевшиеся сладкого теста, которое с каждым резким поворотом все выше поднималось по горлу. Люди кричали и радовались, чтобы не задохнуться. Жарко, Осборн чувствовал их жар через одежду. Разгоряченные, как пробежавшие несколько миль лошади, взмокшие, но радостные, как почувствовавшие последний прилив сил.

Громче всех раздавалась трель флейты, похожая на предсмертную песню птички, угодившей в тиски. Тонкий, протяжный, грустный голосок. У Осборна по спине пробежал холод. Он открыл глаза. Калейдоскоп из одежд, волос, запахов, у каждого свой, но ни одного приятного не уловить. Грейс танцевала, подпрыгивала, властно направляла руки Осборна, куда нужно, и снова тянула в танец, в круговорот, в хлопки, в прыжки. Она поднималась в небо на его руках так, словно не весила ничего. Белое платьице поднималось облачком, обнимало за коленки. Распущенные волосы костром вздымались к серости. Грейс глядела на Осборна украдкой, когда изображала очередное танцевальное па. В ее глазах, казалось, искрились бриллианты, взрывались фейерверки. Это блеск жизни. Раньше Осборн не замечал его.