– Англичанин, руки вверх, живо! – проревел он.
Подскочивший Бох для пущей убедительности сунул ствол парабеллума под нос пленнику.
Похоже, тот полностью утратил волю к сопротивлению и покорно поднял руки.
– Махт, обыщи его.
Гауптман снова занялся пленником: провел ладонями по талии, под мышками, по ногам.
– Только эта малютка, – показал он «Ригу-Минокс». – Но она расскажет нам многое.
– Вы будете разочарованы, приятель, – заговорил англичанин. – Я ищу духовного просветления, и сделанные мною снимки всего лишь указывают дорогу к нему.
– Молчать! – рявкнул Бох.
– Ладно, пора возвращаться… – начал Махт.
– Не будем спешить, – перебил эсэсовец.
И гауптман обнаружил, что ствол пистолета смотрит уже на него.
Слишком быстро. Бэзил знал, что по-другому и не бывает, и тем не менее оказался не готов.
Это «Halt!» раздалось так близко и прозвучало так громко, что ошеломило, парализовало его. Откуда ни возьмись появился второй, вытащил его – ох и сильный же дьявол! – и швырнул на площадку. А еще через пару секунд выбил капсулу. Кем бы ни был этот тип, свое дело он знал отменно.
И вот Бэзил стоит рядом с ним, тяжело дышит, шатается от изнеможения и силится не думать о чудовищности происходящего. Пытается понять, почему драма его пленения сменилась иной драмой – загадочным и жестоким столкновением немецких начальников.
– Бох, что ты делаешь, черт бы тебя побрал? – спросил немец в цивильном плаще немца в эсэсовском мундире.
– Решаю проблему, – ответил человек с парабеллумом. – Не ждать же, когда абверовская скотина отправит рапорт наверх, и моя карьера рухнет, и меня сошлют в Россию? Неужели ты думал, что я это допущу?
– Друзья мои, – заговорил Бэзил по-немецки, – не лучше ли нам обсудить все это в спокойной обстановке, за бутылочкой шнапса? Уверен, вы сможете уладить ваши разногласия к обоюдному удовольствию.
И полетел с ног от удара парабеллумом в челюсть. И ощутил кровь на стремительно распухающей щеке.
– Не смей раскрывать пасть, мерзавец! – процедил эсэсовец и повернулся к полицейскому. – Теперь ты понимаешь, Махт, какую услугу мне оказал? Ночь, свидетелей нет – ты сам придумал план поимки шпиона. Сейчас прикончу я вас обоих, но об этом никто не узнает. Он застрелил тебя, я застрелил его: выходит, я герой. И этот бесценный для разведки фотоаппаратик начальство получит из моих рук. Обещаю пролить горькие слезы на твоих похоронах, – конечно же, тебе отдадут надлежащие почести, и я выражу искреннее сочувствие твоей команде, которая сразу же отправится в Россию.