Доктор застыл на месте, лицо у него сделалось таким страшным, что Гриватта внутри Фелиси затихла.

— Ты, как скота, вынудила меня с тобой спариться, — медленно произнёс он, — а теперь пошёл к чёрту?

И он закатил ей оплеуху, от которой искры посыпались из глаз, потом ещё одну… и ещё… Фелиси, взвизгивая, забилась в угол постели и там всхлипывала от унижения и боли.

Доктор брезгливо отряхивался, стоя посреди комнаты, до краёв наполненной его презрением. Фелиси видела, что ему хочется ещё как-то оскорбить её, но он понял, что это тупиковый вариант, и сумел взять себя в руки.

— Я не стану извиняться. Сама виновата. Расскажи о тайне, которая меня касается, и я уйду.

Всё рушится, всё кончено… До чего же ей плохо… Фелиси хотелось умереть.

— О тайне? — В ней снова проснулась Гриватта, с её наглыми нотками в хрипловатом голосе: — Кому тайна, кому нет! Все знают, кроме вас, доктор.

Он затрясся.

— Говори!

Фелиси ещё острее почувствовала исходящие от него флюиды ненависти. Да в самом деле… к чему эти нервы… всё равно секрет скоро лопнет, как мыльный пузырь…

— Вы внебрачный сын Хозяйки…

Рухнувший потолок произвёл бы меньшее впечатление. Доктор переспросил и встал столбом, потом тяжело задышал.

— Кто отец?

— Хаммонд Риц…

— И все знают?

— Конечно! — Фелиси не могла успокоиться и, нащупав болевую точку, лихорадочно придумывала новые подробности. — Давно! Много лет! — Внезапно она вскрикнула: на постель запрыгнула невесть откуда взявшаяся Сантэ.

Мурра вольготно разлеглась на подушке, мягкие кошачьи лапки упёрлись Фелиси в бок, а потом кошка выпустила когти…

Увидев Сантэ, доктор почуял неладное и как ошпаренный выскочил из комнаты. Фелиси, к её великой досаде, не могла уехать домой: требовалось разрешение ловиссы, чтобы отпереть входные двери, поэтому до самой зари она крадучись бродила по дому в компании Сантэ.

Чтобы отогнать от себя мурру, не было и речи, Хранители воспримут это как нападение и отсекут ей руку или вообще лишат жизни… Напрасно охваченная страхом Фелиси пыталась задобрить Сантэ ласковыми речами и умильными взглядами, она не могла ни сесть, ни лечь, ни стоять на месте — рассерженная кошка тут же принималась точить об неё когти. Едва настало утро, вконец измотанная Фелиси кое-как переоделась, натянула чёрные брючки, чтобы прикрыть расцарапанные ноги, и позвонила Канту, что вызвала такси и скоро приедет в его крошечную съёмную квартиру.