– А кто такой этот Витандус? – спросил Джордан.
Ответ на этот вопрос Эрин знала.
– Это титул, данный ему в наказание. Самое худшее из религиозных порицаний из уст церкви. Оно даже хуже, чем отлучение. Больше похоже на постоянное изгнание и наказ держаться от него в стороне.
– Здорово. Не могу дождаться встречи с этим парнем. Должно быть, он истинный маг и волшебник.
– Это точно, – согласился Рун. – Так что будь настороже.
Джордан невольно протянул руку к кобуре, но вспомнил, что все свое вооружение он был вынужден оставить в Германии. Они прилетели сюда рейсом коммерческих авиалиний с фальшивыми документами, изготовленными Надией. Но провезти с собой оружие не было никакой возможности.
– А чем занимается Витандус? – спросила Эрин, переступая застывшими ногами с земли на камень, как будто стоять на нем было теплее. – Кто он такой?
Рун по-прежнему не сводил с голых деревьев наблюдательного, настороженного и пристального взгляда, при этом в его глазах Эрин явно видела испуг. Он как бы между прочим ответил на ее вопросы – хотя этот ответ подействовал на нее как удар обухом по голове.
– Вам этот человек более известен как Григорий Ефимович Распутин.
Медленно идя по выложенной каменной плиткой тропе, Рун, перебирая ледяными пальцами свои четки, творил молитву о том, чтобы Григорий не приказал немедленно убить их, как убивал он всех сангвинистов, присланных в Россию после 1945 года. Возможно, тот самый тубус, который вручила ему Надия, сулил некоторую надежду. Она велела Корце отдать его Григорию нераспечатанным.
Но что это было? Что в тубусе, подарок или оружие?
Эрин разволновалась.
– Распутин? – Неверие звучало в ее голосе, светилось в ее прищуренных глазах. – Этот сумасшедший монах? Сподвижник Романовых?
– Он самый, – ответил Рун.
Такие подробности о Григории Ефимовиче Распутине были известны большинству историков. Он был мистическим монахом и, по слухам, обладал даром исцеления. Его судьба была связана с царем Николаем II и его семьей. В начале 1900-х он использовал эти свои возможности для того, чтобы втереться в доверие к царю и его семье; всем им казалось, что только он один способен помочь их сыну, страдающему гемофилией. За такую нежную заботу о больном отроке они смотрели сквозь пальцы на его эксцентричные сексуальные выходки и политические махинации, пока однажды один из агентов британских спецслужб и группа высокородных дворян не убили его.
Так, по крайней мере, думали.
Руну, разумеется, было известно намного больше.