Солдат, согласно кивнув, добавил:

– Неудивительно, что этот парень невзлюбил церковь. Может, вам стоит поработать над своим имиджем?

– Это не главная причина его ненависти к церкви, – сказал Рун, поворачиваясь к ним спиной.

Он коснулся пальцами своего нагрудного креста. У Григория было великое множество причин – сотни тысяч, – чтобы ненавидеть церковь, причин, которые Рун понимал более чем хорошо.

– Так все же почему Распутина отлучили от церкви? – спросила Эрин.

Когда она произносила фамилию Григория, в ее голосе Руну слышалось сомнение и даже недоверие. Эрин не поверит тому, что это правда, пока сама не убедится в этом. А если так, то как бы ей потом не пожалеть о том, что ей требовались такие безусловные доказательства.

Джордан обрушил на Руна очередную порцию вопросов:

– А что происходит с сангвинистом, которого подвергли отлучению? Он все еще способен исполнять священные обряды?

– Считается, что преподобный должен иметь нестираемый знак в своей душе, – ответила ему Эрин. – А раз так, я думаю, он еще способен освящать вино.

Рун потер глаза. С учетом того, что земная жизнь этих людей была такой непродолжительной, их нетерпение было вполне объяснимо, так же как и их ненасытное желание получить ответы на все вопросы. Но ему-то было необходимо, чтобы они помолчали, а вот этого добиться он и не мог.

– Григорий может освящать вино, – устало произнес Рун. – Но это вино, в отличие от освященного священником, принадлежащим церкви, не имеет устойчивой силы крови Христа. И по этой причине его состояние представляет собой нечто среднее между проклятым стригоем и благословенным сангвинистом.

Эрин отбросила назад пряди волос, прикрывающие лицо.

– И как такое состояние отражается на его душе?

– В данный момент, – поспешно добавил Джордан, – меня больше интересует то, как это отражается на его теле. Ну например, может ли он появиться здесь днем.

– Он может, и он появится.

И скоро.

– А почему нам необходимо его разрешение на пребывание здесь? – не отступал Джордан.