Снова выглянула луна, и, прежде чем бросить куртку с обрыва, папа посмотрел мне в глаза.
Из пакета он достал кухонное полотенце и вытер кровь со своих рук и ботинок. Затем кивком указал на сумку, стоявшую на земле возле моих ног.
– Надевай новую одежду и обувь. Нужно ехать.
Переодевшись, папа повез меня в аэропорт. Я лежала на заднем сиденье, чтобы меня никто не заметил, положив голову на одну из старых шапок Винсента, которая валялась у папы в машине. Она все еще хранила его запах.
По дороге в аэропорт папа заехал на свалку. Выскочил из машины, открыл багажник, достал оттуда пакет со своей одеждой, обувью и окровавленным полотенцем и направился к контейнерам.
Через некоторое время, когда мы уже выехали на шоссе, папа притормозил на стоянке для отдыха, достал из машины черную найковскую сумку Паолы, которую я хранила у себя в комнате с того дня, как она погибла, и затолкал ее в урну.
– Осторожность не бывает излишней, – пробормотал он, возвращаясь назад.
Дальше мы ехали в молчании.
Папа обеими руками крепко держал руль и смотрел вперед, на дорогу. Один раз он обернулся и сказал, что опасается, как бы Винсент не проснулся и не обнаружил, что его нет дома, хотя папа и дал ему на ночь какое-то успокоительное.
Я ничего не ответила. Мне не хотелось думать о Винсенте, который там, дома, лежал один в своей кровати. Мне не хотелось думать о том, что я ему солгала.
Я в последний раз окинула взглядом содержимое небольшой сумки: немного одежды, косметичка, томик Стивена Кинга, билеты и паспорт.
Раскрыв паспорт, я взглянула на фото улыбающейся молодой женщины и прочла ее имя.
Гуннар
Гуннар