Я склоняюсь над столиком:

– Самира? Ты назвала ее Самирой?

Ясмин кивает.

– Я должен задать один вопрос, – продолжаю я. – Почему ты не вернулась в Швецию, когда Самиру предъявили обвинение?

Она какое-то время колеблется.

– Мы много говорили об этом с Мухаммедом, но он решил, что лучше дождаться приговора. Мы договорились, что если папу осудят, я полечу обратно. Тогда мы смогли бы все прояснить и решение суда бы отменили. Ну а в случае вынесения папе оправдательного приговора я должна была оставаться в Марокко. Какой смысл был бы в том, чтобы еще больше осложнить ситуацию, вернувшись домой и открыв правду о том, что я жива? Мы тогда не осознавали, какая шумиха поднялась вокруг этой темы в Швеции и с какой ненавистью пришлось столкнуться папе.

Ясмин опускает взгляд на выложенную мозаикой столешницу, кончиками пальцев проводя по маленьким блестящим камушкам. Потом она достает новую сигарету.

– А потом его убили, – констатирует Ясмин, и по ее телу пробегает дрожь. – Что мне было делать? Вернуться домой и рассказать Марии, что по моей вине ему размозжили голову? К тому же я была просто раздавлена. Целый месяц практически не вставала с кровати. В первые недели Моне приходилось кормить меня с ложечки, как ребенка.

– В гибели Самира нет твоей вины, – произносит Манфред.

Издав короткий нервный смешок, Ясмин заходится кашлем.

– Мария бы с этим не согласилась. – Ясмин некоторое время собирается с мыслями и продолжает: – У нас были сложные отношения. Она желала добра, изо всех сил старалась, но не видела меня, я имею в виду – не видела меня настоящую. Мария идеализировала Самира и Тома. Возводила их на пьедестал. Я из-за этого сильно на нее злилась, и это отражалось на моем к ней отношении. Но со временем я смогла взглянуть на Марию иначе и по-иному оценить ее. Теперь я ее понимаю – должно быть, очень непросто внезапно обзавестись практически взрослой падчерицей, которая к тому же вляпывается во все возможные проблемы. – Сигарета в ее руке переламывается надвое и падает на столик. – Что теперь будет? – спрашивает Ясмин. – Я попаду в тюрьму?

– Это вне нашей компетенции, – отвечаю я. – Прокурор будет решать, предъявлять ли тебе обвинения. Однако на мой взгляд, у твоего преступления уже вышел срок давности.

– Значит… Никакой тюрьмы?

– Очевидно, нет, – соглашаюсь я. – Но тем не менее тебе придется вернуться домой. Нам необходимо провести допрос в Швеции.

– Домой, – врастяжку повторяет Ясмин, взглядом блуждая по саду. – Теперь мой дом – здесь. Кроме Мухаммеда и Моны никто ничего не знает. Даже мои муж и дочь.