– Завтра же пойдете сдавать анализы, – буркнула Клаудия, едва шевеля синюшными губами. – Платить не надо. Я договорюсь.

– Не пойду.

– Вот вы вроде умный человек, мистер Брандт, а иногда бываете таким дураком, – возмутилась она, остановилась и, съежившись, засунула руки в карманы пальто. – Вам так сложно сделать то, что вас просят?

– Некоторые джентльмены, затеяв новые междоусобицы, уже ждут, когда я.… мы покончим с Уайтчепельским мясником, – ответил я и встал так, чтобы ветер не обдувал замерзшую женщину. – Вам выпало счастье расстаться с прошлым, вернуться, как вы и хотели, во Францию. Меня же никто не отпускал. Мой дух слишком слаб, чтобы съесть пилюлю с ядом или затянуть веревку на шее. От лечения я откажусь и попытаюсь искупить совершенные предосудительные поступки за счет здоровья.

– Но вы будете мучиться, – взволнованно прошептала Клаудия и схватила меня за руку. – Мало ли, чем вызван ваш кашель? Все, что угодно: от хронического бронхита до чахотки или опухоли!

Я растроганно слушал, как она принимала все близко к сердцу и тревожилась о моем здоровье, предлагая разную терапию, врачей и таблетки.

– Забудьте, Клаудия. Мой колокол уже звонит. Нужно быстрее посетить дом мистера Мура. Давно мы с вами не беспокоили его своим неотвязным присутствием.

Миссис Дю Пьен рассерженно отдернула ворот пальто и пошла за мной, брюзжа и обильно осыпая меня нравоучениями.

За дверью дома Бенедикта слышались возня, тупые удары и беспрерывные быстрые шаги, словно кто-то не находил себе места, слоняясь из одного угла в другой. Миссис Дю Пьен решила постучать, но я успел перехватить ее руку и предложил попробовать зайти без приглашения с заднего двора, охваченного красно-оранжевым вьюном и окруженного невысоким каменным забором, через который нам пришлось перелезать.

На обширном пустыре с убранными из него летними стульями и столиками, где мы с Бенедиктом когда-то часами сидели теплыми летними вечерами, ничего не осталось, кроме мертвых деревьев и сухих кустов. Весь задний двор густо зарос волнообразно колыхавшимися от налетевшего ветра пожелтевшими сорными травами, что скрывали плиточную дорожку. Давно не используемые уличные настенные светильники, выделяющиеся на фоне засохшей, перепутавшейся виноградной лозы, пустовали без свеч, но все еще хранили в себе капли от старого воска.

В окнах гостиной, завешанных желтоватым тюлем, горел тусклый свет, исходящий от нескольких нечищеных подсвечников. За столом, в окружении множества маленьких баночек, сидел одутловатый Бенедикт, который подпер голову двумя руками и не двигался с места, усиленно сжимая нависшие веки.