– …ходульно, курьёзно и слабо настолько, что не требует даже длительных рассуждений…

– …грубая клоунада, ничтожная и дурная…

– … неуместное новаторство, неслыханная дерзость выскочек под предводительством воинствующего профана…

– …тревожное воображение начинающих драматургов и сборище третьесортных актёров, одержимых манией величия…

В общем хоре разгромных, откровенно злобствующих и глумящихся над пьесой статей редкими и, увы, почти неслышными голосами малочисленные критики пытались дать объективную оценку увиденному в театре «Эксельсиор».

К примеру, м-р Рочестер из «Стейдж» (на фоне вычурных псевдонимов исходящей ядом своры критиков его достойное имя производило выгодное впечатление) несмело утверждал, что пьеса была принята публикой благосклонно, а игра отдельных актёров и замысловатые декорации превращают её в весьма любопытное зрелище.

М-р Дункан из «Дейли миррор», критик явно из начинающих и потому лишённый ещё цеховой солидарности, осмелился заявить, что монолог принца датского в исполнении мисс Прайс стал для него одним из лучших впечатлений с начала театрального сезона, а ритмический рисунок пьесы представляет собой настоящий гимн Шекспиру и свежую струю в затхлом мирке традиционных драматургических основ.

Да, ещё была коротенькая заметка в «Дейли телеграф», в которой говорилось, что пьеса имеет явную эстетическую ценность и что её характерологический анализ позволяет насладиться дидактически-рационалистическим подходом к жанру как таковому и сформулировать дуалистическую концепцию и понимание фабульной структуры произведения.

Заметку прочла вслух Оливия, и после всех утомительных пассажей, из которых не ясно, что следовало, её настигло лёгкое головокружение.

– И ещё в «Ньюс кроникл» похвалили костюмы, – сообщила Эффи, шмыгнув носом и прерывисто вздохнув, но это известие никого, кроме мистера Проппа, не утешило.

За дверью Имоджен Прайс теперь было тихо. Элис, которая принесла на подносе чашку кофе и половинку грейпфрута, деликатно постучала к ней, но ответа не получила и унесла завтрак обратно на кухню. Актёры медленно расходились, унося с собой смятые газеты и оплакивая тот сияющий мираж, что ожил вчера перед ними в блеске софитов и шуме аплодисментов.

Несчастье, случившееся с Лавинией, как и весть о том, что театр закрыт на неопределённое время, повергли всех в состояние горестного оцепенения, но разгромные рецензии театральных критиков стали последней каплей в потоке неудач, свалившихся на артистов за прошедшие три недели. Ни Эффи, ни Мардж не скрывали тихих безутешных слёз, что струились по их растерянным лицам, и даже у танцоров глаза блестели подступившей влагой. Рафаил Смит выглядел, как человек, чьи худшие опасения подтвердились в полной мере, а Мамаша Бенни то и дело цокала языком и теряла шпильки.