А ещё через час в пансион на Камберуэлл-Гроув вернулся инспектор Тревишем. С ним был сержант Гатри и трое констеблей, будто от сломленного горем, постаревшего за минувшую ночь на целую жизнь Арчи можно было ожидать серьёзного сопротивления.

* * *

Из ниши, в которой находился телефон, Оливия слышала отголоски скандала, разразившегося в кухне и плавно переместившегося в прихожую.

– Нет уж, миссис Сиверли, и не уговаривайте даже! – звонким от праведного возмущения голосом протестовала кухарка. – Я порядочная женщина, и мне важна моя репутация! Я не могу позволить себе работать в доме, где происходят подобные вещи! В конце концов, разве осмелится какой-нибудь благоразумный джентльмен сделать мне предложение, если узнает, что я…

– Побойтесь бога, миссис Бекли! Вам же шестой десяток!..

Дверь парадного входа захлопнулась. Хозяйка пансиона, проиграв этот бой, промаршировала мимо Оливии, бормоча себе под нос: «Предательница! Скажите, пожалуйста, невеста какая выискалась!..»

Из телефонной трубки доносились лишь гудки. Либо инспектора не было в его кабинете, либо он не счёл нужным отвлекаться на звонки.

Дверь снова хлопнула. Оливия выглянула – в крошечной прихожей, отдуваясь, стояла Мамаша Бенни. В руках она держала деревянный ящик, предназначавшийся для выручки, щеки её раскраснелись от быстрой ходьбы.

– Как же так, золотко? Ни пенса не осталось, – жалобно произнесла она и, перевернув ящик кверху дном, потрясла его в подтверждение своих слов. Одновременно с этим она вынула из кармана пальто пригоршню мятых билетов: – Все до единого вернули… Как же я об этом мистеру Адамсону-то скажу?

– Хотите, миссис Бенджамин, я сама ему скажу? – предложила Оливия, и Мамаша Бенни умоляюще закивала. – Вы кого-нибудь видели там, в театре?

– Так внутрь же не войти, – удивилась гадалка. – Там инспектор и этот, подручный его, с красной рожей, обыск устроили, и никого не пускают, хоть ты тресни. А у меня в гримёрке одного печенья полдюжины пачек, и чаю фунта два – знала бы, так унесла от греха подальше. С этими обысками всегда так – чего-нибудь да недосчитаешься, – и она принялась снимать пальто, ворча что-то о полицейских и людях, падких на чужое добро.

– Вот как? Значит, в театре проводят обыск?

Оливия резко опустила трубку на рычаг и, с трудом протиснувшись к лестнице мимо всё ещё возившейся в прихожей Мамаши Бенни, поднялась к себе.

* * *

Филиппа она нашла не сразу. Пансион сейчас напоминал корабль, идущий ко дну, не хватало лишь оркестрантов, меланхолично наигрывающих «Ближе к Тебе, Господи», стоя по колено в прибывающей воде.