– Вот это молодцом! – одобрительно загудел трактир. – Вот это по-нашему, по-русски, по-славянски!

Плейбой польщено кивнул, улыбнулся и, не находя, в виду отсутствия барной стойки и табуретов при ней, где бы ему притулиться, присоседился рядом с патефоном на высоком красного дерева столике. Ноги его едва доставали до присыпанного опилками пола.

– Позвольте, джентльмены, заинтересоваться, – позволил себе взять слово обладатель нескудеющей руки, милосердно обождав пока первые порции угощения достигнут истомившихся желудков, – каким образом вера в Христа, для которого, как известно, не было «ни эллина, ни иудея», согласуется с расовой дискриминацией, проповедуемой этим прекрасным в своей национальной исключительности заведением?

– Что ты! Что ты! – обомлели джентльмены. – Господь с тобой, славный американец, ничего такого Иисус Христос не говорил. А толковал об этом сомнительный в своем апостольском происхождении Павел, он же – Савел. Христос же говорил, что негоже давать собакам то, что предназначено избранному народу. Но избранный народ не приял крови и плоти Сына Божьего, за что и был лишен избранности. А мы прияли и стали избранными. Вот каким образом обстоят дела с расовой дискриминацией, чужеземец… И потом, по чести говоря, не было еще случая, чтобы кого-нибудь не впустили или выгнали из нашего трактира по причине его национальной неполноценности. Как не было случая, чтобы кто-то не нашего роду-племени, зайдя сюда, повел бы себя наглым, неподобающим образом, – не поднес бы обществу чарки вина, не угостил бы сигаретой или как-либо еще не выразил своего уважения законным хозяевам земли русской. И для подобного поведения у этого кто-то есть все основания: он чувствует себя незваным гостем, то есть даже не татарином, и это налагает узду на его дикие повадки. Так что объявление о сегрегации клиентуры носит скорее профилактический характер, нежели какой-либо иной. Мы понятно излагаем?

– О, вполне, – вежливо улыбнулся чужеземец. И, отдав вполголоса необходимые распоряжения буфетчику (на десять долларов табачных изделий на каждый столик), вернулся к волнующей его теме, продолжил гнуть свое. – Но разве ваши законы не запрещают расовую и национальную рознь?

– Запрещают, – вздохнули славяне. – Но на то и придумываются законы, чтобы пробудить в человеке его сообразительность, а никак не для того, чтобы слепо им следовать…

– Каким же образом вам удается обходить этот закон? – не унимался задетый славянской неуязвимостью англосакс.

– Легко и непринужденно, – усмехнулись славяне. – У этого предупреждения над входными дверьми не держится отрицательная частица, вечно срывается. Вот и выходит, что вместо «не только для славян», читается нечто совершенно противоположное…