Засуетилась бедная женщина, занервничала несчастная, не зная, что конкретно предпринять, какую меру пресечения выбрать. Но суета ее была недолгой, колебания – непродолжительными; осенило ее: номер-то не ихний, кто они – неизвестно, лично она эти рожи видит впервые. А что проходимцам может понадобиться в чужом номере? Правильно: кража, грабеж, криминал! Звонить гостиничному детективу – только зря время терять. Допустим, он обедает, допустим! И повеселевшая Ада Васильевна кинулась опрометью к телефону срочного вызова полиции. Караул! Обирают средь бела дня несчастного постояльца!.. Ну, погодите, пидарасики, она вам покажет, как над матушкой природой коллективно издеваться!

Полицейские – двое здоровенных патрульных в ладной синей униформе и в ковбойских шляпах, – прибыли буквально через три минуты, и, не мешкая, направились к указанному номеру. Держа руки на кобурах с револьверами, стали по бокам входной двери и вежливо позвонили.

– Кто там? – спросил притворный сонный голос.

– Полиция, – ответила полиция.

– Зачем? – удивились за дверью.

– Откроете – скажем, – объяснили полицейские.

– Открывайте, не заперто, – пригласили из-за дверей.

Полицейские мигом вооружились, нажали на ручку, толкнули ногой дверь… И тут началось нечто невообразимое. Сначала послышалось два хлопка, словно две бутылки шампанского откупорили. Один полицейский схватился за плечо, а другой, заведя руку с револьвером в проем, загрохотал им так, что у Ады Васильевны моментально уши заложило. Раненный тем временем сполз по стене и попытался помочь напарнику, но оружие выпало у него из рук, сам он завалился на бок, а из-под него медленно выкатилась тоненькая струйка крови. Ада Васильевна закричала, но с места не сдвинулась. Не могла, ноги хоть и держали ее, но повиноваться отказывались. Кто-то, схватив ее за руку, грубо толкнул к стене. Стена швырнула ее на пол. Ада Васильевна увидела еще двоих в ковбойских шляпах, спешащих к злополучному номеру. В это время проем двери огрызнулся целой серией хлопков, ящиком шампанского. Один из вновь прибывших, рявкнув в ответ с обеих рук, вдруг выпрямился, просиял и загремел всей своей дородной тушей на пол.

Аду Васильевну стошнило, и она уже не видела, как одетые во все черное, с непроницаемыми шлемами на головах, вооруженные автоматами детины стали врываться в соседние номера, перекрывая преступникам пути отхода. Затявкали гранатометы слезоточивым газом, заговорили автоматы. Отвечал ли номер своими смертоносными хлопками, расслышать в этом аду было невозможно.

Выблевав весь свой нехитрый харч (пирожок с капустой да чай с марципановой булочкой), Ада Васильевна, как была на четвереньках, так и поползла прочь, плача, икая и орошая ковролит горячей мочой, казавшейся ей собственной кровью. Не дойду, истеку, скончаюсь, – причитала она, и всхлипывала так горько, как только могла. Но об оборзевших в конец педерастах ни словом не обмолвилась…