Ворвавшиеся в номер собровцы обнаружили в истерзанной гостиной два трупа с многочисленными огнестрельными ранениями. Третий преступник находился в спальне, тоже напрочь мертвый. Зато четвертый пребывал в задумчивой нерешительности: то ли отвалить на тот свет, то ли причалить к этому – оба берега казались ему одинаково отвратительными. С большим трудом лейтенанту Рябько удалось уговорить разъяренных потерями ребят пощадить раненого, подпустить к нему врачей скорой помощи, дабы этот гад выжил и вывел их на главарей. Наконец собровцы, вняв лейтенанту, пнули в последний раз безжизненное тело и бледные, преисполненные профессиональной решимости эскулапы склонились над пострадавшим.

Рябько, услышав посторонний шум, вышел в коридор. Раненых полицейских, из которых один находился в тяжелом состоянии, уже унесли. Из дверей номера, расположенного по другую сторону коридора, выглядывал какой-то ухоженный мужчина в шлафроке при галстуке бабочкой и допытывался у хмуро косившихся на него полицейских сварливым квакающим голосом: «Полагаю, вы осознаете, что испортили мне всю сиесту?»

Повторив свой нешуточный вопрос раза три подряд по-английски, но, не добившись никакой реакции, он задал его на неплохом испанском, после чего прибегнул к исковерканному французскому. Заметив в глазах лейтенанта проблеск понимания, мужчина обратился непосредственно к нему, вновь перейдя на родное наречие. Лейтенант помедлил, смерил иностранца сочувственным взглядом, взвесил давно готовый ответ на аптекарских весах мудрости, осторожности и толерантности, и, мило улыбнувшись, удовлетворил законное любопытство интуриста:

– Fuck off son of a bitch![78]

3

3

И какую только гадость не называют работой! Убийство, зачатие, производство абортов, произнесение высокопарных мерзостей о доблестях, о подвигах, о славе, сочинение дебильных реклам, подлых газеток, дефективных бестселлеров… Да мало ли что еще в век узкой специализации может удостоиться этого великого звания – работа! Чем дальше в лес, тем больше щепок, тем уже их назначение: на растопку, на лучину, на карандаши, на зубочистки, занозы, опилки… Недалек тот день, когда дружная семья отоларингологов распадется на знатоков правого уха, экспертов левой ноздри да умельцев среднего горла…

Не избежали гибельных веяний и спецслужбы. Давно уже прошли времена таких мастеров широкого профиля, как Джеймс Бонд, Мата Хари, Вильгельм Штибер. Вместо них появились агенты влияния, агенты воспитания, агенты-провокаторы, агенты-дезинформаторы, агенты-организаторы плановых провалов, наконец, агенты-обживатели явочных квартир. Последних кое-кто из не шибко сознательных высокомерно сравнивает с разнашивателями новой, безжалостной к мозолям обуви. Злостная клевета, не стоящая опровержения! Трудно переоценить значение хорошо организованной, мастерски обжитой, искусно вписанной в окружающую реальность явочной квартиры с основательно и детально проработанной легендой ее хозяина. Те агенты, которым доводилось оставаться одним, без всякого прикрытия в чужом враждебном городе, могли бы рассказать немало интересного и поучительного о том, чем была и что для них значила надежная конспиративка. Но они, к сожалению, хранят молчание, – не то из ложной скромности, не то из страха нарушить подписку о неразглашении. Ну, да и без их откровений всем знающим, думающим и разумеющим ясно, что занятие это почтенное, требующее от агента предельной самоотдачи и беззаветной преданности любимому делу.