Только прибыв, разместившись и осмотревшись, Вадим Петрович понял, почему некоторые из его коллег с такой откровенной завистью отнеслись к его новому назначению. Вадиму Петровичу всегда нравилось думать о себе не как о секретном агенте определенного профиля, но как о джентльмене средней руки, удачно пристроившим свой капитал и ведущим спокойную, размеренную жизнь утонченного рантье, – ценителя искусств, литературы и красивых женщин. Прежние его задания и легенды редко способствовали пестованию в себе этой невинной слабости – склонности к отвлеченным фантазиям. Скорее наоборот, часто заставляли его помимо воли закалять характер, в том числе и по части восприятия жизни такой как она есть (а не такой как кажется, – какой бы они ни казалась), что, понятно, пагубно сказывалось и на самой фантазии и на степени ее отвлеченности. Обстоятельства, надо отдать им должное, не раз подводили Вадима Петровича вплотную к пограничной ситуации ложного выбора, вынуждая прибегать к жесткому аутотренингу самого последнего разбора (жизнь – не сахар, Бог – не фраер, водка – не вода, я – не пальцем деланный сукин сын). Словом, некоторые из прежних командировок едва не превратили Солипсинцева в законченного мизантропа, – из тех, что мало в ком нуждаются, кроме себя, да и в себе испытывают потребность лишь изредка, в виде неприятного исключения из правил. Естественно, что от какого-то заштатного Южноморска Вадим Петрович ничего хорошего не ждал. Сам он просился в Петербург или, на худой конец, в столицу Восточной Пруссии – Калининберг, но, как это часто бывает, начальству и на сей раз оказалось виднее и в Питер отправился тот, кто мечтал о побережье Черного моря…

Солипсинцев прибыл в Южноморск ночью, пылавшей заревом реклам отелей и ночных клубов, и поначалу решил, что, либо он что-то перепутал с рейсами в аэропорту отправления, либо экипаж, пилотировавший их самолет, залетел куда-то не туда – значительно западнее, чем ему по его подорожной надобности требовалась.

Следующий сюрприз поджидал его в виде швейцара, предупредительно распахнувшего дверь парадной, услужливого мальчика-посыльного, подхватившего его багаж и радушного председателя кондоминиума, встретившего новосела цветами и шампанским. Мелькнула мысль, что держать в таком доме конспиративку – по меньшей мере, неосторожно, но Вадим Петрович быстренько прогнал нахалку. Когда же утром он обнаружил гостиную плещущейся в ярком солнечном свете, набор молочных продуктов за дверью и посыльного, ожидающего ценных указаний в уставленном зеркалами и выстеленном коврами вестибюле, то понял: Южноморск – это именно то, что нужно джентльмену средней руки, удачно пристроившему свой капитал и намеревающемуся вести утонченную жизнь ценителя всего изящного и респектабельного, в том числе, или, прежде всего, – размеренности и определенности здоровых привычек, присущих его классу. Обрадованный таким открытием, Вадим Петрович хотел, было, тут же набросать примерный распорядок дней недели, но вовремя одумался, вспомнив, что джентльмены средней руки терпеть не могут спешить и опережать события. Они все делают основательно и в срок. И прибыв на новое место, прежде всего, знакомятся с его достопримечательностями: почтенными клубами, приличными ресторанами, съестными лавками и надежными прачечными. Чем дальше какой-нибудь объект от дома, тем меньше у джентльмена оснований уделять ему в первые дни особое внимание. Ближе всех оказался телефон, снарядивший посыльного в поход за свежей прессой…