Если барон добивался от хозяина аварийного катапультирования из кресла с подарочным набором гостеприимных намерений, суть которых в итоге сводилась к одному: привести гостя в более или менее непригодное для дальнейшего функционирования состояние, то он своего добился. Баталии, однако, не произошло – ремни безопасности помешали. Изумлению Аникеева не было конца и не намечалось краю: он и не подозревал, что его обычные с виду кресла снабжены такими устройствами. Может из них и надувная подушка откуда-нибудь выскакивает, предохраняя грудную клетку седока от излишне жесткого столкновения с реальностью? Итак, избегайте неприятных сюрпризов, изучайте родную мебель заранее, а не во время внештатных ситуаций…

Александр Николаевич подергался еще на всякий случай, проверяя крепость ремней, но хватка у них оказалась железная.

– Вы явный осел, Аникеев, коль скоро за столько лет не сумели развеять ваших иллюзий в отношении ваших близких, – неторопливо, в такт сложному процессу раскуривания сигары, заявил Цигорин и, не скрывая довольной усмешки, уставился на хозяина, как бы ожидая веских возражений по существу с привлечением соответствующих цитат из Апулея, Лукиана и других древних авторов, специализировавшихся на ослиной тематике. Но Александр Николаевич, видимо, и Апулею и Цицерону предпочитал руководство по рукопашному мордобою. Ибо, вместо того чтобы соорудить в ответ достойную контроверзу (например: «Я не явный осел, я очевидный умник: зачем менять одни иллюзии на другие, менее привычные, с которыми еще предстоит долго и мучительно сживаться?»), вновь попытался оказать посильное гостеприимство незваному гостю. И вновь не смог покинуть своего кресла. «Уж не инвалидное ли оно?», – мелькнуло в нем страшное подозрение. Александр Николаевич вдруг с ужасом понял, что не ощущает ни одной своей конечности, кроме верхней, да и та кажется чужой, взаймы у кого-то одолженной.

– Меня подменили, – приходит он к неутешительному выводу и пытается вспомнить, когда и где это вопиющее нарушение прав его личности произошло. Но в чужой голове и память чужая, и словарный запас не свой, и манера выражения какая-то посторонняя, дядина:

– Должен вам заявить, Мстислав Лукич, что отныне считаю себя свободным от всяких обязательств перед вами и теми, кого вы представляете, кого бы вы ни представляли…

– Мон Дюи! – всплеснул ручками барон, – Александр Николаевич, голубчик вы мой, так я же именно к этому битый час и пытаюсь вас склонить! Вы ведь практически военный человек, должны понимать: приказы могут и отменяться. Такое происходит сплошь и рядом. Сперва командуют «фас», потом приказывают «фу», то есть достаточно… Вот и я вам говорю: Александр Николаевич, до-ста-точно! Вы славно поработали, настала пора славно отдохнуть. Берите жену, дочку и – на Канары. Вот путевки. Три недели беззаботной райской жизни. Билеты в Харьков вам уже заказаны. Отдельное купе, спальный вагон, девушка сопровождения… А дела пока сдайте Алаеву, он справится…