– Станислав Эдуардович, голубчик, да к черту традиции! Приезжайте хоть верхом на пони!

Вот Станислав Эдуардович и прибыл верхом… на собственном кабриолете. Против открытого мерседеса телезвездочка возражать не стала. Ну еще бы – вся на виду: рядом с самим Кульчицким едет к самому Лядову! Но вместо того чтобы молча, затаив дыхание от переполняющих чувств, переживать величие момента, она тарахтит безумолку, теребя Кульчицкого наводящими вопросами. А правда ли, что Лядов гетеросексуал без вредных привычек? Что, совсем без вредных? Ни садо, ни мазо, ни золотого дождичка в четверг?.. Станислав Эдуардович отвечал односложно, только тут начиная соображать, какую свинью он своим приглашением телезвездюльки на званый обед собирается подложить под Лядова. Причем не только в прямом, но и в переносном смысле. Ибо на ком, как не на ней лежал минувшей ночью Станислав Эдуардович, то и дело упуская из виду смысл своего на ней прозябания, так что порой сам себе удивлялся: чего это ради его сюда занесло и какого результата он надеется достичь, студя свою голую задницу на кондиционированном сквозняке?.. Впрочем, может быть миллиардерам именно такие по нраву, кривил душой Кульчицкий, знал, что кривил, каялся, но, тем не менее, продолжал в том же сомнительном духе надежды на лучшее для всех: как вместе и поврозь, так и оптом и в розницу.

Приезжать на вечеринку с одной, а уезжать с другой – в порядке вещей плейбойской практики. Но линять одному, сбагрив подружку не чающему худого хозяину, – это уже афронт, несмываемое пятно на репутации плейбоя.

– И хрен с ней, с этой репутацией, – думал про себя Станислав Эдуардович, улыбаясь не столько зримо, сколько мысленно. – Мне она отныне до лампадки…

Ночь была тиха, нежна и умиротворяюще величава. Бриз ласкал ноздри ароматами горных трав. Кульчицкий взглянул в зеркало заднего обзора. Шоссе за ним казалось таким же пустынным, как и впереди него, что, впрочем, ничего, по мнению Станислава Эдуардовича, не значило. У них ведь есть такие радиоштуковины, которые можно прицепить к любой машине и ни о чем больше не беспокоиться: сиди себе в прохладе и расслабоне да наблюдай за объектом по телику… Стоп! Приехали!.. Кульчицкий резко сдал вправо и плавно затормозил. Руки пронзила дрожь, лоб – испарина, мозг – светлое соображение о времени, когда эту радиоштуковину могли присобачить к его автомобилю. Да не к мерсу, а к роверу, на котором он додумался срываться от ареста в Казачий Тын под видом неотложных дел по части иконописного бизнеса. Станислав Эдуардович попытался вспомнить, было ли шоссе таким же пустынным, когда они с Аникеевым возвращались ранним утром из этого отстойного городка, однако вместо нужных воспоминаний своенравная память порадовала обрывком песенки, которую они с Аникеевым мстительно распевали той пьяной ночью: