– Ты сейчас пытаешься поступать мне назло, и это довольно глупо. В нашей ситуации. – Отстань от меня. – Если Доу прав и Купер тобой манипулирует, он может использовать твои воспоминания против тебя. Будь мы дома, Айк бы уже снял тебя с дела. Ты же понимаешь? – Хватит. – Ты ведь сама говорила про этот лес: он у тебя в голове. Но пока что единственный, кто у тебя в голове совершенно точно, – это Теодор Купер.

Эти его слова заставили ее убрать руки от лица. Она взглянула на Кэла: тот, серьезный и обстоятельный, говорил очевидно правильные вещи – и одновременно полную бессмыслицу. Словно предугадывая, что он скажет дальше, Джемма опустила одну руку на грудь за мгновение до того, как Кэл произнес:

– Тебе лучше снять амулет.

А затем снова скрипнула дверь, и они оба обернулись.

– Извините, – сказал Блайт. – Я помешал.

В голосе у него не было вопроса. Он – залитый тенью крыльца, бесформенный из-за наваленного на плечи спального мешка – держал руку на дверной ручке, готовый сбежать в любой момент.

Им нельзя было оставаться наедине: мозг Джеммы, работающий отдельно от ее усталого тела, прекрасно понимал, зачем вампиреныш сюда явился. Возмущение, которое должно было заставить ее схватить тварь за шкирку и оттащить отсюда, поднялось внутри – и опустилось, не в силах удержать позиции.

Единственное, на что хватило Джеммы, – это бросить невыразительное:

– А тебе лучше отправить его восвояси.

И затем – затем вместо Блайта сбежала она.

Кэл мог говорить сколько угодно правильные вещи, но это не делало его правым. Джемма думала об этом, идя мимо Доу, сумрачно пьющего чай из походной чашки в пустой столовой, заходя в комнату, стягивая ботинки, ложась на кровать.

Она бы не смогла объяснить Кэлу, каково это – чувствовать эмоции Купера. Сильные, яркие – сильнее, чем у Джеммы, хотя, казалось бы, во вспыльчивости ее трудно переплюнуть. Эмоции, которые Купер что есть мочи пытался скрыть – и которые скрыть у него не получалось. Эмоции, в которых скрывались нужные им ответы.

– Всё в порядке? – спросил Норман, поднимая взгляд от своих записей. Он все так и сидел: привалившись к стене, скрестив ноги и что-то скребя ручкой в своем блокноте. Вокруг, в беспорядке, лежали рисунки Купера. Джемма остановила на них взгляд. – Вы ведь… не поругались?

– Мы? С деткой? – Джемма откинула голову на подушку, переводя взгляд на потолок. – Ну у тебя и шутки. «Рабу же Господа не должно ссориться, но быть приветливым…»[1] и все такое. Ты должен знать, это ж из Библии.