Но Доу молчал. Кэл в их сторону даже не смотрел.

– Думаю, мне действительно лучше пойти проверить Блайта, – медленно сказал Купер.

Норман ничем не мог ему помочь: не под взглядом Джеммы, коршуном следящей за тем, как Купер кладет на стол бинты и исчезает в коридоре. Только после его ухода, по-прежнему разглядывая маску, Доу спросил:

– Ну что? Она до сих пор выглядит «в порядке»?

– Я не в порядке, Доу, – огрызнулась Джемма с неожиданной яростью в голосе, – и все тут это понимают, спасибо. Лучше займись этим долбаным куском камня! Помажь его из своих колбочек, свечку над ним потряси, как ты любишь!

Доу отложил камень, аккуратно прикрыв его полотенцем. По его лицу невозможно было понять, о чем он думает. Раньше он бы разозлился, огрызнулся или вступил в перепалку. Но сейчас он молчал.

Норману не нравилось это молчание. И не только ему.

– Сайлас, – неожиданно сказал Кэл. Норман с удивлением услышал в его голосе мольбу.

– Нет, – оборвал его Доу. – Знаешь что? Нет.

Джемма коротко хохотнула – вышло зло и издевательски. Норман не знал, что ее насмешило, но притих; ни Кэл, ни Доу на это внимания не обратили.

– Я тебя предупреждал. Я говорил тебе. Ты меня не слушал. Это, – Доу указал пальцем на Джемму – с ее блестящими темными зрачками, с черными кругами под глазами, с ее чужими снами и чужой широкой ухмылкой, – твоя вина. Наслаждайся, Махелона. Надеюсь, тебе нравилась твоя напарница.

И, развернувшись на пятках, он вышел в предрассветный туман, хлопнув дверью.

Сначала он не собирался никуда идти. Просто хотел вырваться из этого дома, из комнаты, полной чужого давящего присутствия, из ситуации, где прямо у него на глазах умирала психика Роген.

Вырваться из этого момента.

Вот только, когда он вылетел на улицу, ничего не изменилось. Что внутри, что снаружи, он все еще оставался заперт. Он даже не мог дышать спокойно – рваное короткое дыхание, которое он использовал, чтобы не втягивать тот тошнотворный воздух, не получалось вернуть в норму.

Ненавистный холод не помогал прийти в себя, но кусачий воздух быстро избавил его от ощущения чужой энергетики. Сайлас хотя бы не чувствовал себя так, будто все они хватали его за руки, плечи, шею, будто надсадно дышали ему в лицо, – и это была весомая причина не заходить обратно.

Так он и вышел за калитку – на заснеженную пустынную улицу, обманчиво мирную под спускающимся с холмов рассветом. Впрочем, это облегчение длилось недолго: