Вот теперь стало легче.

Они вышли на другую улицу, которая ничем не отличалась от предыдущей. В заснеженной утренней мгле все выглядело одинаковым. Поскрипывающий снег под ногами и шорох курток, казалось, были единственными звуками на много километров вокруг.

Теперь, когда невыносимое чувство, что он зажат в тисках, схлынуло, к Сайласу вернулась трезвость мышления. События перестали быть сплошной чередой эмоций, и, когда эти эмоции наконец схлынули, обнажилось то, чего Сайлас упорно избегал, – правда.

Он мог сколько угодно обвинять Махелону, но это было просто нежелание признавать очевидное. Всегда легче переложить вину, всегда легче содрать с себя ответственность, но Доу не мог позволять себе такую роскошь слишком долго.

Самообман, каким бы он ни был соблазнительным, никогда ему не удавался.

Они вышли к центральной площади. Теперь колодец не казался безликой деталью зимнего пейзажа – нет, теперь он был черной дырой, притягивающей взгляд.

– Она вытирала руки, – сказал Сайлас не оборачиваясь. – Тогда, на пожаре, на улице, я не обратил внимания. У нее было какое-то полотенце, и она стояла, оттирая свои чертовы руки как бешеная…

Эшли молча слушал.

Сайлас снова и снова прокручивал ту сцену в голове, объединял воспоминания, превращая их в единую цепочку улик, на конце которой гирей висела неприятная правда:

– Это она стерла печать.

Эшли и сейчас ничего не сказал. Вопреки собственному желанию, это развязало Сайласу язык:

– Может быть, во сне. Я не знаю. Но то, что я знаю точно… – Он остановился, поворачиваясь к Эшли, но не встречаясь с ним взглядом. – Я ошибся со ступенью, библиотекарь. Это не Волна. И не Маятник. И даже не Угол.

Сайлас знал: как бы силен ты ни был, дух всегда сильнее тебя. Но если честно, он никогда не думал, что ему однажды придется наблюдать, как Роген ступень за ступенью сдается чертову захватчику.

– Предпороговая ступень кончилась. Началась фаза Входа.

Эшли не охнул, не запаниковал. Тень легла на его лицо, но он не удивился. И вместо бесполезных уточнений спросил:

– Ты сказал Кэлу?

– Когда выбрались, – Сайлас кивнул на колодец. – Не знаю, хватило ли его ликвидаторских мозгов на то, чтобы осмыслить, что это значит.

Эшли тоже уставился в ту сторону. Оголовок колодца, занесенный снегом, должен был выглядеть идиллически-симпатичным, как с открытки. Но снег только подчеркивал контраст с черной землей под крышей, потемневшим от времени деревом, темной кладкой колодезной трубы.

Там, под этой черной землей, были спрятаны ответы на все вопросы, которые они безуспешно здесь задавали.