– Я никогда не замечал, – оборвал его Кэл, перекрывая зарождающийся крик. Он смотрел на предрассветную улицу, не видя ничего перед собой. – Чтобы ты с ней нежничал.
Его голос ударился о возникшую тишину. «Продолжай молчать, – подумал он. – Ты все равно ничего не можешь сделать. Ты так же бесполезен, как и я. Продолжай. Молчать».
Но Доу пропустил его слова мимо ушей.
– Ты что, – спросил он, – и вправду такой тупой?
Кэл не услышал его шагов, только почувствовал хватку на плече – удивительно сильную, такую, что влегкую его развернула. Кэл готов быть вырваться, готов был одним рывком толкнуть Доу в грудь, но его опередили чужие слова:
– Я – не ты, – сказал Доу, глядя ему в глаза. – Роген нет никакого дела до того, как
Кэл перестал дышать.
– И он получил то, что хотел.
Занемело горло. Ощущение было странным: будто что-то встало комком посреди глотки, распирая ее, заставляя неметь язык. Кэл даже не пытался это сглотнуть. Не хотел снова обрести возможность говорить. Зачем? Что он мог бы исправить словами, если слов Доу, хирургически острых, было достаточно?
– Ты сыграл в его игру. – Доу отпустил его и отошел на шаг. – И ускорил схождение.
То, чего он не сказал, повисло между ними в пыльном воздухе: снова ошибся. Снова провалился. Снова ее подвел. Доу покачал головой, и на его лице не было ни злости, ни разочарования. Он просто констатировал факт: Кэл сделал все только хуже.
– Что нужно делать дальше? – подал голос Купер. – Чтобы его изгнать?
– Ничего, – ответил Доу несвойственным ему спокойным голосом. – Больше – ничего. У меня закончились способы.
Кэл опустился на кровать, понурившись. Купер не желал успокаиваться:
– В смысле – закончились? Вы не поливали ее святой водой, не прикладывали крест к ее лбу, не…
– Не неси чушь, – оборвал его Доу. Он должен был злиться, но злости не было. – Это работает только с верующими. Я же сто раз говорил: реальность – это то, что внутри головы, а не снаружи.
Когда Доу опустился на кровать напротив, Кэл закрыл глаза. Он бы хотел не слышать, как тот говорит: