Тогда
Тогда
Эмили вытерлась полотенцем и обмотала его вокруг головы. Когда она толкнула дверь ванной комнаты, из прихожей к ней ворвался поток холодного воздуха. Она поежилась и, выходя из ванной, постаралась не смотреть в зеркало на свой плоский живот.
В доме никого не было, и она пошла в спальню нагишом. Расправив постель, она обернула подушку толстовкой Криса, хранившей его запах. Свою грязную одежду Эмили бросила на пол, чтобы родители, придя домой, увидели что-то родное.
С полотенцем на плечах она уселась за письменный стол. Там лежала стопка заявлений в художественные колледжи: в Род-Айлендскую школу дизайна и на самом верху – в Сорбонну. Чистый блокнот для домашних заданий.
Надо ли оставить записку?
Она взяла карандаш и плотно прижала кончик к бумаге, оставив отметину. Что пишут людям, давшим тебе жизнь, когда ты готов намеренно отказаться от этого дара? Вздохнув, Эмили отложила карандаш. Ничего. Ничего не пишут. Потому что они прочтут между строк то, что ты недоговорила, и подумают, что вина лежит на них.
Как будто что-то вспомнив, Эмили порылась в ящике прикроватного столика и нашла небольшую записную книжку в тканевом переплете. Взяв ее, она открыла стенной шкаф. Там, за обувными коробками, была небольшая дырка, много лет назад прогрызенная белками и служащая для маленьких Эмили и Криса тайником всяких сокровищ.
Просунув руку, Эмили достала сложенный листок бумаги. Записка, написанная лимонным соком – невидимыми чернилами, проявляющимися, если подержать бумагу над пламенем свечи. Ей и Крису тогда было, должно быть, около десяти. Они передавали друг другу записки в консервных банках через систему блоков, протянутых с помощью рыболовной лески между окнами их спален. Однажды леска запуталась в ветвях деревьев. Эмили провела пальцем по рваному краю записки и улыбнулась. «Иду тебя спасать», – написал тогда Крис. Насколько она помнила, в тот раз ее наказали, заставив сидеть дома. Крис пытался забраться по шпалере для роз сбоку от дома, чтобы залезть в окно ванной и вызволить Эмили из заточения, но упал и сломал руку.
Она скомкала записку в кулаке. Значит, не в первый раз он спасет ее, отпуская на свободу.
Эмили заплела волосы во французскую косичку и прилегла на кровать. Она так и лежала – обнаженная, с зажатой в руке запиской, пока не услышала, как на соседней подъездной дорожке Крис заводит машину.
Когда Крису исполнилось пятнадцать, мир для него изменился до неузнаваемости. Время то стремительно летело, то вдруг начинало медленно ползти. Никто, казалось, не понимал, что он говорит. Приливы энергии сменялись упадком сил, иногда он ощущал покалывание в руках и ногах, у него чесалась кожа. Он вспомнил, как однажды летом, когда они с Эм загорали на плоту на озере, он заснул на середине ее фразы и проснулся, когда солнце опустилось ниже и стало еще жарче, а Эмили продолжала говорить, словно изменилось все и в то же время ничего.