Сейчас снова происходило что-то подобное. Эмили, чье лицо Крис и с закрытыми глазами мог представить до мельчайших черточек, стало вдруг неузнаваемым. Он хотел дать ей время на осознание безумия этой затеи, но все время вышло, и этот ночной кошмар рос как снежный ком – огромный и неудержимый, и Крису было его не остановить. Он хотел спасти ей жизнь, поэтому притворялся, что помогает умереть. С одной стороны, он чувствовал себя беспомощным в огромном мире, который не способен изменить, а с другой – его собственный мир сжался до размеров булавочной головки, где помещались лишь они с Эмили и их сговор о самоубийстве. Его парализовала нерешительность: со всей непреклонностью юности он верил, что способен справиться с этой чудовищной проблемой, и в то же время хотел рассказать правду на ухо матери, чтобы она помогла разрешить эту проблему.

Его руки тряслись так сильно, что пришлось сесть на них. Были моменты, когда ему казалось, он сходит с ума. Он думал об этом как о состязании, которое должен выиграть, но тотчас же напоминал себе, что в конце состязания никто не умирает.

Его удивляло то, как быстро пролетело время с того момента, как Эмили призналась ему. Он хотел, чтобы оно летело еще быстрее, чтобы он стал взрослым и, подобно всем другим взрослым, не мог ясно вспомнить этот период своей жизни.

Он недоумевал, откуда взялось ощущение, что под ним обваливается дорога, хотя он всего лишь пытался ехать медленно в зоне безопасности.

Эмили проскользнула на пассажирское место до боли знакомым движением, и Крис прикрыл глаза, чтобы не видеть.

– Привет, – как всегда, произнесла она.

Крис выехал с подъездной дорожки с таким чувством, будто кто-то, позабыв предупредить его, изменил сюжет пьесы, в которой он играет.

Они как раз миновали поворот Вуд-Холлоу-роуд, когда Эмили попросила его остановиться.

– Я хочу взглянуть на него, – сказала она.

В ее голосе слышалось сильное возбуждение, и глаза, которые он теперь сумел рассмотреть, были остекленевшими и яркими. Словно у нее повысилась температура. И Крис подумал: а не виной ли тому что-то в ее крови?

Он залез в куртку и достал револьвер, завернутый в замшу. Эмили опасливо протянула к нему руку и провела по стволу указательным пальцем.

– Спасибо, – с облегчением прошептала она. – Пуля, – вдруг вспомнила она. – Не забыл?

Крис похлопал себя по карману.

Эмили пристально посмотрела на его руку, прижатую к сердцу, а потом ему в лицо:

– Ничего не хочешь сказать?

– Нет, – ответил Крис. – Не хочу.

Именно Эмили придумала поехать к карусели. Отчасти потому, что в это время года здесь было пустынно, а отчасти потому, что она осознанно стремилась взять с собой все лучшее из мира, который хотела покинуть, просто на тот случай, если воспоминания могут пригодиться для прокладывания последующего курса.