– Вопросов больше нет.

Усевшись на свое место, Джордан улыбнулся Крису.

– Мне бы хотелось задать перекрестный вопрос, Ваша честь. – Барри встала перед Сандрой Вернон. – Вы только что рассказали мистеру Макафи, что иногда делаете предварительную оценку рисунка или картины, не прибегая к инструкциям.

– Да.

– И вы сказали, что девять из десяти картин с тревожными элементами указывают на людей с психическими проблемами, требующими разрешения.

– Да.

– А как насчет десятой?

– Ну, этот человек обычно в порядке, – ответила Сандра.

Барри улыбнулась:

– Благодарю вас.

Джоан Бертран была некрасивой женщиной средних лет, чьи мечтательные зеленые глаза говорили о многих часах, проведенных за чтением величайших мировых романов, героинями которых она себя воображала, а героями были ее любимые ученики. С самых первых минут выступления со свидетельского места преподавательнице английского удалось донести до аудитории, что Крис не только ее любимый ученик, но, вполне возможно – по ее мнению, – один из будущих великих умов двадцатого столетия. Джордан стиснул зубы, чтобы не улыбнуться. У себя в классе, где единственной ее опорой были классная доска и ряды столов, она не была столь фанатична, как в зале суда.

– Расскажите, какой Крис ученик.

Джоан Бертран прижала руки к сердцу:

– О-о, отличный! Не помню, чтобы ставила ему что-нибудь, кроме «отлично». Он был из тех учеников, которых преподаватели обсуждают в учительской – знаете: «Кто в этом семестре берет Криса Харта для социальных исследований?» – и все в таком же роде.

– Он посещал прошлой осенью ваши уроки?

– Да, три месяца.

– Миссис Бертран, вы узнаете это?

Джордан поднял вверх отпечатанное эссе.

– Да, – ответила она. – Он написал его по программе предуниверситетской подготовки по английскому. Сдал на последней неделе октября.