Не переросли.
Дуло чуть скользнуло по виску Эмили, и он вдруг осознал, что если она убьет себя, то он умрет. Может быть, не сразу, может, не с такой ослепляющей болью, но это произойдет. Нельзя жить долго без сердца.
Он поднял руку и крепко схватил Эмили за правое запястье. Он был больше и сильнее ее, он мог отвести револьвер от ее головы. Свободной рукой он разжал пальцы Эмили, вцепившиеся в кольт, и осторожно опустил взведенный курок.
– Прости, – сказал он. – Не надо.
Эмили не сразу сфокусировала взгляд на нем, но потом ее глаза потемнели от смущения, потрясения и злости.
– Да, надо, – возразила Эмили, пытаясь выхватить у Криса оружие. – Крис, если любишь меня, отдай, – через минуту сказала она.
– Я действительно тебя люблю! – с искаженным лицом прокричал Крис.
– Если не можешь со мной остаться, я пойму. – Она бросила взгляд на револьвер. – Тогда иди. Но дай мне это сделать.
Крис ждал, сжав губы, но она не хотела взглянуть на него. «Посмотри на меня, – молча молил он. – Ни один из нас не выиграет». И хотя он не ощущал свинца пули, но теперь, когда все его чувства обострились, он ясно сопереживал горю Эмили, и ему стало трудно дышать и невозможно думать. Ему надо выбраться отсюда. Надо отойти от Эмили, чтобы ничего больше не чувствовать.
Поднявшись на ноги и почти ничего не видя от слез, он с треском проломился через кусты, окружавшие карусель. Потом побежал прямо к джипу, по пути смахивая с глаз слезы.
Он не стал садиться в машину, осознав, что ожидает выстрела.
Медленно прошли зловещие полчаса, и, не отдавая себе в этом отчета, Крис вернулся к карусели. Он увидел Эмили на том самом месте, где оставил ее. Она сидела на досках настила, поджав под себя ноги и держа в ладонях револьвер. Она поглаживала ствол, словно ласкала котенка, и горько плакала, задыхаясь от рыданий.
Заметив его ноги у края карусели, Эмили подняла взгляд. Глаза у нее покраснели, из носа текло.
– Я не могу, – давясь словами, сказала она. – Я могла бы прогнать тебя отсюда к черту, могла бы вопить, и визжать, и говорить, что хочу, но я не в силах этого сделать.
Крис с бьющимся сердцем поднял Эмили на ноги. Это знак, подумал он. Скажи ей, что он означает. Но, едва поднявшись, она вложила оружие ему в руку. Револьвер был скользким от пота Эмили и теплым, как ее кожа.
– Я слишком большая трусиха, чтобы убить себя, – прошептала она. – И слишком большая трусиха, чтобы жить. – Она подняла на него глаза. – Что мне делать дальше?
Слова, которые Крис собирался сказать, застряли у него в горле. Он знал, что, захоти он, мог бы вырвать револьвер из рук Эмили и забросить подальше, где она его не найдет. Он сильнее ее… и в этом проблема. Он умеет терпеть и всегда умел. Вот почему он мог плавать таким тяжелым стилем, как баттерфляй, часами сидеть в засаде на холоде, вот почему позволил Эмили уговорить себя помочь ей в этом страшном деле. Даже когда они были совсем маленькими и он видел, как на коже Эмили появляются синяки сопереживания, он страдал от этого больше, чем от собственных синяков. Он умеет переносить свою боль. А вот