– Не мог бы ты рассказать нам, Крис, что произошло вечером седьмого ноября?
Крис опустил глаза.
– В тот вечер Эмили решила покончить с собой. Я взял револьвер, как она просила. Я отвез ее к карусели. Мы немного поговорили и… ну, не важно. – Он замолчал, и Джордан внимательно наблюдал за ним, сознавая, что Крис сейчас на карусели вместе с Эмили. – А потом, – встретившись взглядом с адвокатом, тихо произнес Крис, – я застрелил ее.
Зал суда буквально взорвался, репортеры побежали за своими сотовыми телефонами, а Мелани Голд кричала и указывала на Криса пальцем, пока ее бледный муж молча тащил ее прочь из зала.
– Мне нужен перерыв, Ваша честь, – твердо произнес Джордан, буквально выдергивая Криса со свидетельского места и выводя из зала.
Барри Дилейни громко рассмеялась. Гас сидела не шевелясь, по ее щекам струились слезы. Сидящий рядом с ней Джеймс чуть раскачивался взад-вперед, бормоча:
– О господи! Боже мой! – Через минуту он повернулся к Гас, протягивая к ней руку, но выражение ее лица остановило его. – Ты знала, – прошептал он.
Гас опустила голову, не в силах признаться, как, впрочем, и отрицать.
Она ожидала, что сейчас ощутит дуновение воздуха рядом, когда Джеймс встанет, чтобы пройтись, подумать, уйти отсюда к черту. Но вместо этого она почувствовала на своей руке его теплую твердую руку. Надо было держаться изо всех сил.
Вернувшись в комнатушку, Джордан сел, обхватив голову руками. Он не двигался и не говорил целых шестьдесят секунд. Потом заговорил, не поднимая головы.
– Это ты насчет апелляции? – ровно спросил он. – Или стремишься к смерти?
– Ни то ни другое, – ответил Крис.
– Значит, хочешь рассказать мне, что же все-таки происходит?
Голос Джордана был мягким, слишком мягким, учитывая творящийся у него в голове сумбур. Ему хотелось задушить Кристофера Харта за то, что выставил его идиотом, и не один раз, а дважды. Ему хотелось врезать себе за то, что, вообразив себя умником, даже не спросил Криса десять минут назад, что тот собирался сказать как свидетель. И ему хотелось смахнуть оплеухой ухмылку с лица прокурора, потому что она знала и он знал, кто выиграет дело.
– Я хотел рассказать вам раньше, – сказал Крис. – Просто вы не хотели выслушать.
– Ну, поскольку ты капитально все испоганил, можешь теперь все рассказать.
При всей возмутительности происходящего Джордан рассмеялся. Впервые за десять лет он был вынужден спасать дело с помощью правды. Ибо только это у него и оставалось.
Он давно усвоил, что в зале суда правде не место. Никому – ни прокурору, ни даже чаще обвиняемому – она не нужна. В судах рассматриваются аргументы и контраргументы, а также гипотезы. А не то, что произошло на самом деле. Но только что все аргументы, контраргументы и гипотезы были спущены в унитаз. И единственное, что оставалось у Джордана, был паренек, этот глупый паренек, посчитавший делом чести рассказать миру о том, что произошло на самом деле.