– Откуда тебе знать? К тому же может оказаться, что несколькими часами дело не закончится. Совершенно неизвестно, найдется ли помощь в ближайшем городе. Ты можешь умереть.

– Говорю же, я… – выгнувшись от боли, она вцепилась в его ногу, – продержусь. Рискну. Это мне решать, а не тебе.

– Извини, – пробормотал Грей, – но я не согласен.

– А если жидкость не поможет?

– Тогда все остальное уже не будет иметь значения.

Грей опустил фляжку, а Вероника замотала головой из стороны в сторону.

– Ты меня любишь? – прошептала она.

Он держал фляжку на отлете, чтобы Веронике было не дотянуться. Она прикрыла рану ладонями.

– Любишь?

– Вероника, убери руки.

– Не уберу, пока не ответишь. Отвечай и не смей врать.

– Ты бредишь. Потеряла много крови.

– Не брежу я! – воскликнула Вероника. – И не пытайся вылить на меня эту штуку!

Рев двигателя джипа глушил некоторые слова, но Грей знал, что их разговор слышен всем и каждому. Спутники старались не смотреть на них с Вероникой.

Грей нежно погладил ее по щеке и заставил себя отринуть любые сомнения и мысли о Нье, зная, что иначе глаза его выдадут и отравят ответ. Вероника такого не заслуживала. Она заслуживала гораздо-гораздо большего, чем он мог ей предложить.

– Эй, – сказал он, с улыбкой склоняясь к ней и все так же поглаживая по щеке, – ну конечно, я тебя люблю.

Вероника повернула голову и пристально посмотрела на него. Она больше не сопротивлялась и лишь тихонько заплакала, когда Доминик отодвинул ее ладони. Грей вылил половину содержимого фляжки прямо в рану. Жидкость не шипела, не пузырилась, не было вообще никаких внешних проявлений действия снадобья. Грей попытался сдвинуть Веронику, чтобы обработать входное отверстие, но журналистка скривилась от боли. Джакс заметил это и наклонился, чтобы помочь.

– Поверни ее на бок, – попросил Грей, – только осторожно.

Вдвоем они сумели переложить Веронику так, чтобы опорожнить фляжку прямо на уродливую дырку, зияющую в спине. Остаток жидкости просочился в рану.

Грей и Джакс вернули Веронику в первоначальное положение. Доминик снова принялся гладить ее по голове, и по щекам у Вероники тихо катились слезы. Грей целовал ей лоб, глаза, губы, целовал каждую слезинку. Целовал, пока она не заснула.