Он примирительно наклоняет голову. Его взгляд задерживается на нижнем белье, брошенном на кровати, затем блуждает по мне. Я плотнее запахиваюсь в полотенце:
– Зачем ты здесь, Хит?
Он так сверлит меня глазами, что внутри всё сжимается.
– Я пришел извиниться.
– За то, что накачал наркотиками и похитил? Или за то, что вышел из себя и ударил?
Он сжимает челюсти, и, несмотря на показную браваду, мне становится страшно.
– Я принес тебе это, – он отступает в сторону, показывая на огромный букет на туалетном столике. – Белые розы и…
– Ореолиновые подсолнухи.
Его бровь изгибается в безмолвном вопросе, который остается без ответа.
– Оливия собрала в саду. Сказала, твои любимые.
С того дня в парке, когда мы с ней встретились, кажется, прошел миллион лет. Я так гордилась, что она обратилась за помощью именно ко мне. Теперь-то ясно, что это была уловка с целью заманить меня в кафе, где Оскар встречался с Самантой. И всё ради того, чтобы отсечь людей, которых я любила.
Хит подходит ко мне. Я пячусь, пока колени не ударяются о прикроватную тумбочку. Разочарование на его лице сменяется тоской.
– Я не зверь, Кейт. Я не принуждал тебя.
Как будто из всех злодеяний существует только изнасилование. Самое страшное, что Хит, производя впечатление образованного, разумного человека, считает, что не делает ничего плохого.
– А как насчет Брайони?
Он отводит глаза – всего на секунду. Наши взгляды снова встречаются, и Хит решительно отвечает:
– Ее тянет ко мне, и меня к ней тоже.
– А моя сестра?
– Моя