– А вот и то, что вырезали у Стива. – Уокиншоу осветил фонариком высохший кусок мяса с кожей и фрагментами костей. – И инструменты, которыми совершили этот кровавый ритуал.

По комнате постепенно разливался голубоватый свет. В предрассветном воздухе ощущалась легкая влага. Уже без лампы можно было разглядеть, что посреди кровавой бойни валяются ножи, молоток и пила. От измождения в голове мутилось, и Тофлер сам не заметил, как нахмурился и скривил рот.

– Сейчас я уже могу признаться, что все это время втайне подозревал Леону. Мне и раньше казалось, что у нее не всё в порядке с головой, но я даже не предполагал, что настолько. Подумать только… Да ей даже психушка не поможет.

Тофлер стонал сквозь стиснутые зубы. Сказать ему было нечего. Спустя долгое время он наконец спросил:

– Так какой участи она, по-твоему, заслуживает?

– Лечение имеет смысл, когда человека можно вернуть к нормальной жизни. В случае Леоны это бесполезно. Если не помешать ей, она наверняка будет убивать снова.

– Тогда как быть?

– Она должна быть уничтожена и предана забвению. Такой исход пойдет на благо всем обществу.

– Ты что, совсем свихнулся? Захотел возродить средневековое сжигание на костре?!

– Древние вкладывали в него определенный смысл. Ее ребенку не повезет, если он у нее когда-нибудь будет. Лучше всего не допустить, чтобы ее безумие передалось по наследству… Смотри-ка, да тут еще труп!

Уокиншоу сделал пару шагов в сторону и приподнял брезент под ногами. Тофлер почти вскрикнул.

– Да она устроила здесь массовую резню! – в ужасе сказал Уокиншоу. Из-под ткани показался обезглавленный труп в пижаме, лежащий спиной вверх. Рубашка пропиталась кровью и затвердела, как целлулоид.

– Неужели это…

– Мирандо. Это его кровь просочилась через потолок и закапала на пол внизу. Как удачно, что я ее заметил…

– Господи…

– Сначала Леона сделала это с Майклом Баркли, затем с Мирандо. Она уже не видит разницы между собой и Саломеей. В нее как будто вселился злой дух. А мы и не замечали, что под боком у нас творится самый настоящий ад… Здесь ведь целый день стоит полумрак, как в средневековой темнице. Ночью нет никакого света, кроме керосиновых ламп. Маньячка тщательно все рассчитала и специально устроила свои зверства именно здесь.

Тофлер вновь тягостно вздохнул.

– Плакать хочется… Поверить не могу, зачем ей такое делать? Сейчас она в расцвете сил, получает все, что хочет… Стоит ей потанцевать, как все ахают. Она знала, как заткнуть критиканов, которые только и умеют, что придираться, тогда как сами не способны ничего произвести. При желании Леона могла завоевать Голливуд…