– Хочешь сказать, великий Голливуд капитулировал бы перед этой ужасной японкой?

– Никак не могу взять в толк, зачем ей устраивать такие чудовищные вещи.

– Потому что она – дьявол во плоти. Либо же дьявол поселился в ее голове. Не знаю, как еще это объяснить. В нашем мире действительно обитает тот, чей смысл существования заключен в борьбе с Богом. Так что не надо искать никакой логики в том, что она зверски убивает людей.

Тофлер продолжал стоять, опустив голову.

– Сам подумай, Эрвин: перед нами точная реконструкция пыточной из Средних веков. И это она устраивает в конце двадцатого века! Перед нами наглядное доказательство того, что спустя века и эпохи дьявол живее всех живых. Будь сейчас Средневековье, мы немедленно спустились бы вниз, связали ее и подожгли.

Тофлер ничего не ответил.

– Увы, Джером разделил трагическую судьбу Баркли. Но посмотри сюда… – Уокиншоу слегка оттянул воротник пижамы Мирандо. Плоть в области шеи как будто содрали.

– Хватит… – простонал Тофлер, отводя взгляд.

– Отсюда она, наверное, и хлебала кровь. Мирандо ждало то же самое, что и пятерых детей. Саломея, отрубившая Иоанну голову, чтобы бесконечно целовать его, – сама невинность по сравнению с ней. Зато теперь понятно, почему Леона была так одержима этой ролью. Она просто очень хорошо понимала ее дьявольский образ мышления.

Тофлер стоял без движения. Уже было непонятно, слушал ли он вообще Уокиншоу.

– Она перестала видеть разницу между выдумками и реальностью и отрубила голову Баркли. А затем решила сделать перед камерой то же, что и Саломея, и обезглавила Мирандо. Если б мы не разоблачили ее, то следующей ее жертвой стал бы ты или я. Ты все думал, что я мешаю съемкам, но, возможно, благодаря мне ты едва избежал гибели…

Снова вздохнув, Тофлер хрипло сказал:

– Однако я сделал то, что не доводилось ни одному постановщику до меня, – снял на пленку настоящую Саломею.

– Шутить вздумал, придурок?!

– Она сделала это для меня. И что бы ты ни говорил, я благодарен ей.

– Эрвин…

– Ричард, ты не режиссер. Так что тебе никак не понять, что я чувствую. Такова уж наша порода.

– Ах да, ну конечно! Но, полагаю, даже такой наивный, как ты, уже понял, что из себя представляет Леона. Только попробуй еще хоть раз заикнуться, что будешь снимать «Саломею» с ней!

После паузы Тофлер кивнул, продолжая смотреть вниз:

– Ну, раз дело приняло такой поворот, то с «Саломеей» покончено.