Светлый фон
та ночь

Подумываю посмотреть записи с камер, но наблюдать, как Кейн относит меня в постель, а затем обыскивает мой дом, сейчас не слишком-то хорошо ни для него, ни для меня. Вместо этого я закрываю свой «Макбук», засовываю его в свою рабочую сумку и застегиваю молнию. Теперь и она у меня на плече, и, уже направляясь к двери, я останавливаюсь, чтобы глянуть на доски слева от меня, на слова ДЕВУШКА-УБИЙСТВО, написанные большими жирными буквами. Кейн не знает об этом прозвище, но он наверняка понял, что это я. Он знает Девушку-убийство. Она существовала задолго до той ночи, когда я двенадцать раз ударила человека ножом. Она та, кому слишком комфортно с мертвыми телами. Она та, кто понимает его. Но вот чего он сам не понимает, так это что значит для меня значок или на что я готова пойти ради этого значка. Откуда ему это знать? Кейн верит, что та ночь и секрет, который она создала, исключили этот значок из нашего уравнения. Я должна найти способ добавить его обратно.

Выхожу из кабинета и не останавливаюсь, пока не оказываюсь у двери в гараж на кухне, где обнаруживаю, что Кейн оставил сигнализацию включенной.

– Ну разве не джентльмен? – саркастически бормочу я, учитывая, что он оставил меня здесь, обдолбанную неизвестно чем.

Вскоре я уже за рулем своей самой обычной белой прокатной машины, которая, я совершенно уверена, оскорбит половину населения этого города, но мне она нравится хотя бы потому, что напоминает о двух вещах: я здесь больше не своя и я здесь не останусь. А еще она выделяется среди «Мерседесов» и «БМВ» и сообщает людям о моем приближении, что не совсем хорошо. Хотя, с другой стороны, по крайней мере сегодня, Кейн ждет меня, и я уже решила, что не стоит его разочаровывать. И его офис – самое подходящее место для официального визита агента Лайлы Лав.

В тот момент, когда я выезжаю на дорогу, на меня накатывает еще одно воспоминание. Пляж, соль на губах… Песок за спиной… Включаю радио на полную громкость. Песня мне незнакома, но как только слышу слова «Я ненавижу тебя, я люблю тебя, я не хочу, но просто не могу поставить кого-то выше тебя», выключаю его ко всем чертям. Я не слушаю музыку, когда работаю. Тексты песен рассказывают истории, которые отвлекают меня от тех, что мне рассказывают мертвые тела, – от историй о том, как умерли эти люди и кто их убил. Тот, в кого я раз за разом вонзала нож, определенно мог бы многое рассказать обо мне. Я бы могла с уверенностью сказать, что человеком, который нанес двенадцать ударов ножом, двигали ярость и страсть. И что человек этот должен был потом испытывать угрызения совести, в то время как я их не испытывала и не испытываю. Я бы предположила, что он не станет убивать снова, но, зная себя, я далеко в этом не уверена.