Дождавшись, пока отец запрет двери своей спальни, близнецы выпорхнули в холод вечера. В руках Фред сжимал веревку – нашел ее в подвале. Мороз нещадно щипал кожу. Полли едва скулила в будке, и от ее жалобных возгласов Грейс дрожала.
Тишина затягивалась – застыла над ними тугим кольцом. Грейс позвала Полли, и та не сразу, но все же выползла и доверчиво облизала ее руки – от этого жеста сердце Фреда кольнуло. До появления собаки сестра принадлежала только ему, но теперь, улучив свободную минуту, мчалась к Полли, говорила с Полли, играла с Полли и думала о Полли. Его предавали, точно рука отказывалась воспринимать импульсы, поступающие из мозга.
Грейс запускала дрожащие пальцы в сбившуюся шерсть, гладила Полли, и та покорно лежала на земле, готовая принять любую участь. Слезы замерзали на щеках, превращаясь в морозные дорожки, как узоры на стекле.
– Пожалуйста, – взмолилась Грейс.
Фред ухватился за ошейник и потащил Полли в сад. Ловко смастерив петлю, он перебросил веревку через толстую ветку дерева, пронизывающего острыми когтями голубой хрусталь неба. Надел петлю на исхудавшую шею и рывком потянул на себя. Сдавленный вой разнесся по морозной пустоте. Полли до последнего боролось за жизнь, но сопротивление только подпитывало техничные движения Фреда, и даже предсмертная агония не стала преградой для его жестокости. Грейс схватила его за локоть в попытке вернуть на сторону, где удерживала его все эти годы, но Фред с силой оттолкнул ее, и та, ударившись, зашлась безысходными тихими слезами.
Темная граница, что делит жизнь на до и после, была проведена, высечена в камне. Никогда прежде Фред не чувствовал себя таким наполненным, таким радостным.
Таким живым.
Юноша
Юноша
В дверь постучали, и Фред поднял голову от анатомически выверенного изображения лисы в разрезе. Множество таких же иллюстраций, сделанных в результате непостижимо жестоких преступлений против природы, точно насекомые, облепили стену кабинета.
– Войдите. – Ему понравилось, с какой властностью и строгостью он произнес это слово.
В кабинет уверенным шагом вошел мужчина ослепительно‐порочной красоты, почти такой же красивый, как Филипп Лидс, но если отец снисходил на землю ангелом, то незнакомец – дьяволом. И Фред знал, что это он и был. Он приносил с собой туман и тьму, но каждый раз, стремясь заговорить с ним, Фред просыпался.
На груди мерно вздымался томик «Фауста»: кожаная обложка, плотные страницы, золотое тиснение на корешке. Фред отдал бы все на свете, чтобы стать частью истории, но сейчас ему хотелось лишь спать. Запомнив страницу, он перевернулся на другой бок и провалился в сон, беспокойный и дерганый, где летал по поместью, врывался во тьму чащи, парил над кронами в ночном небе – отчаянно искал своего Мефистофеля. Он всегда носил с собой складной нож, чтобы в случае чего подписать кровью, где потребуется. Сомнений в том, что он продаст душу дьяволу, никаких не было – сомневался он лишь в наличии товара.