Много песен Высоцкого посвящено ужасам лагерной жизни и судьбе штрафных батальонов во время войны. Есть у Высоцкого одна очень смелая «Песня из сумасшедшего дома», в которой рассказывается о травме, нанесенной здоровому человеку, помешенному в психиатрическую больницу, где ему угрожают настоящие психи: «Куда там Достоевскому с записками известными, но это впереди», — поется в песне. Однако Высоцкий, блестящий исполнитель, мастер многозначительных намеков, оставляет открытым вопрос о том, за какие преступления — политические или менее серьезные — людей ссылали в исправительно-трудовые лагеря или помещали в психиатрические больницы. И это лишает остроты его песни. Подобно Окуджаве, он подвергся публичному осуждению и в 1973 г. был обвинен в «получении незаконной прибыли» за то, что во время гастролей в Новокузнецке дал 16 концертов в течение четырех дней, тогда как официально разрешается только один концерт в день. За это Высоцкий был лишен возможности ездить во Францию для встреч с женой и права совместных поездок с ней. Однако, благодаря присущей ему ловкости, Высоцкому всегда удавалось вывернуться. Частично этому способствовала его огромная популярность, частично — лояльность большинства его песен. «Он умен, — заметила одна женщина-журналист. — Ему удается выходить сухим из воды, потому что у него есть чувство меры. Сами кагебисты коллекционируют его песни. Они знают все его лагерные песни. Им нравится блатной воровской жаргон, которым он пользуется, — ведь они сами воры. Высоцкий знает, что можно критиковать отдельные явления, но никогда нельзя критиковать систему, партию и лично задевать хозяев. Его песни — не политические. А вот Галича погубил именно политический характер его песен».

В отличие от Высоцкого, Александр Галич — представитель более старого поколения — не только никогда не был в лагере, но в течение 30 лет оставался преуспевающим писателем, до тех пор, пока разочарование и чувство вины не привели его на путь подпольного барда. Он был единственным из них, которого я слушал и с которым был знаком лично. Его сатира — самая острая, его взгляд на советское общество — наиболее пессимистичен и затрагиваемые им темы — наиболее смелы. Галич родился в 1918 г., учился в студии актерского мастерства, руководимой Станиславским, и в дальнейшем стал известным драматургом. До того, как он впал в немилость, в театрах страны было поставлено 10 его пьес и много фильмов было снято по его сценариям, о которых официальная советская пресса писала как о произведениях, «отражающих романтику борьбы и созидательного труда советской молодежи». Однако и тогда многим из его лучших произведений не удалось проскочить через цензуру. В дальнейшем из-за остроты моральных проблем, поднимаемых Галичем-бардом, он получил прозвище «Солженицын в песнях». Человек с высоким лбом и большими усами, Галич похож на Ксавье Кюга, только более плотного, высокого и печального. Согнувшись над своей маленькой гитарой, он поет тихим, совсем не музыкальным басом, превращая наполненную сигаретным дымом квартиру, до отказа забитую взмокшей публикой, в политические кабаре. «Сначала у меня будет просьба домашнего характера, — начинал он, — если кто-нибудь будет мне звонить, попросите перезвонить через час-полтора». Этот явный намек попросить КГБ подождать, пока Галич допоет свои политические песни, вызывает смех. Затем бесстрастно и сардонически он начинает петь «Балладу о чистых руках», высмеивающую политическую участь советских граждан «жевать и мычать, и внимать». В этой песне рассказывается, что в его время, как горят костры в сибирских лагерях, а советский бронепоезд стоит возле Праги, русские повторяют, словно школьники «Я умываю руки, ты умываешь руки, он умывает руки…» Музыкальное сопровождение песен минимально. Гитара часто едва слышна, музыка служит лишь вспомогательным средством для рассказчика, мастерски пародирующего бюрократический язык, которым пронизана вся советская жизнь, использующего исторические аналогии и жаргон преступного мира. Чтобы усилить образ, Галич прибегает к таким гротескным параллелям, как, например, Сталин — Ирод в рассказе о Рождестве, или заставляет Иоганна-Себастьяна Баха — символ творческой личности — переносить ежедневные тяготы советской жизни. Он трогательно пел о жертвах антисемитизма в Варшаве и о поездах, отправляющихся в Освенцим, или о заключенных в сталинских лагерях. Но особая смелость Галича и его основное отличие от других советских бардов состояли в том, что он создавал и исполнял песни не только о порабощенных маленьких людях в советском обществе, но и об их высокопоставленных и могущественных поработителях, бросая этим вызов современному поколению вождей. Во многих песнях он говорит о том, что сталинский дух жив, и палачи тоскуют по былым временам. В музыкальной фантазии «Ночной дозор» рассказывается о том, как оживший в ночном мраке монумент Сталина и тысячи других его памятников под грохот барабанов надвигаются на спящий город. Другая характерная для творчества Галича песня — о карьеристах, проложивших себе путь к вершинам благополучия, просто потому, что они молча плыли по течению: