Очень немногие, как среди русских, так и среди иностранцев, знают об этой, стоящей миллионы долларов, коллекции произведений русского супрематизма, конструктивизма, кубизма и абстрактного модернизма, собранной 63-летним греком. Однако такие эксперты, как Фредерик Старр из Принстонского университета, сравнивают эту коллекцию по ее значимости со знаменитой выставкой Armory Show, организованной в Нью-Йорке в 1913 г. и впервые открывшей глаза американцам на новые направления в европейском искусстве. «Для иностранцев, когда они смотрят мою коллекцию, — сказал мне Костакис, — наиболее интересен тот факт, что некоторые произведения русских на 30, 40, 50 лет опережали аналогичные течения в западном мире. Кое-что из того, что было в России уже в 1917, 1918 и 1919 годах, в Америке появилось лишь в 50-х и 60-х.»
Поражались не только иностранцы. Бывал поражен и сам Костакис. Я помню один зимний полдень, когда Костакис, знакомя со своей коллекцией группу работников западных посольств, рассказал о радости открытия, которую он испытал при первом взгляде на бело-зеленую абстракцию Ольги Розановой, написанную в 1917 г. «Мое сердце бешено заколотилось, — сказал он. — Это было равносильно тому, как если бы я обнаружил космический корабль, построенный в 1917 г. и спрятанный у кого-то в сарае. Невероятно! Такие корабли начали строить всего 10–15 лет тому назад. Но на картине стояла дата. Она действительно была написана в 1917 г».
Супрематические композиции Юнона с их кругами, накладывающимися на геометрические формы, и прозрачными слоями красок, просвечивающими один сквозь другой, по мнению Костакиса, являются провозвестниками появившихся через 40 лет некоторых экспериментаторских работ американских художников. Над кроватью он повесил картину Родченко, работавшего в манере брызг и потеков, которая, по его мнению, была предшественницей первых подобных попыток Джексона Поллака. «Не думайте, что я ставлю русское искусство вот так высоко, а американское вот так низко, — сказал Костакис, подняв одну руку над головой и опустив другую до колена, — потому что сегодня наиболее значимое искусство, наиболее интересные произведения создаются в Америке. Но оказывается, как вы видите, некоторые вещи впервые были сделаны в России.»
Внешне Георгий Костакис совсем не похож на человека, коллекционирующего блестящие произведения современного искусства. Владеющему кистью интуиция подсказала бы изобразить Костакиса в приглушенных коричнево-оливковых тонах, подчеркнув мощь его плеч, темные волосы, потупленные глаза и тяжелые руки. Как личность он также представляет собой несколько необычное сочетание. Как я чувствовал, наряду со страстной любовью к яркому, нестандартному искусству и природным инстинктом коллекционера, в Костакисе жил и греческий коммерсант. Богатство, доставшееся ему в наследство от отца, владельца процветавшего табачного дела, способность быстро оценить коммерческую ценность произведений искусства, а кроме того, особый статус иностранца (с 1943 г. он работал в Канадском посольстве), предоставлявший ему защиту, которой русские не имеют, врожденная ловкость политика, изучившего господствующие направления политических ветров и выискавшего себе союзников из числа власть имущих, помогали ему успешно лавировать среди подводных рифов. Парадоксально, что страсть Костакиса к искусству родилась примерно тогда же, когда Кандинский и Шагал убежали на Запад после того, как в середине 20-х годов авангардистское искусство было разгромлено. В возрасте 13 лет он начал петь в хоре мальчиков в православной церкви на Пушкинской площади, где случалось пел и великий Шаляпин. «Иногда, когда было уже слишком поздно идти домой, я оставался спать в церкви на одежде священнослужителей, — рассказал он. — Одеяния священников, иконы, картины были очень красивы. Это привило мне вкус к искусству». Приблизительно в это же время в нем пробудился инстинкт коллекционера. У его зятя, члена аристократической греческой семьи Метаксас, была коллекция редких марок, которую после смерти он оставил своей жене. Никто из родных не имел ни малейшего представления о ее ценности, и коллекция была отдана юному Георгию, который сразу же побежал ее продавать, чтобы купить себе велосипед. Когда японец-турист около филателистического магазина отдал ему все деньги, которые были у него в бумажнике, молодой человек был поражен: того, что он получил, хватило бы на шесть велосипедов. В возрасте 22 лет Костакис начал серьезно коллекционировать предметы старины, старое русское серебро, картины старых французских и голландских мастеров. Это был довоенный период, когда аристократические семьи, лишенные своего состояния, распродавали предметы искусства, и Москва была наводнена сокровищами, которые можно было приобрести очень дешево.