На следующий день Солженицына забрали. Его увезли в сопровождении семи агентов, подвергли обыску, допросу, держали в строгой изоляции, обвинили в измене Родине, угрожая смертным приговором, и, наконец, изгнали как какого-нибудь героя одного из его собственных романов. Вся драма казалась повторением инсценировки «казни» Достоевского в XIX веке, который был помилован царем, когда уже стоял перед взводом солдат в ожидании расстрела, и затем был сослан в Сибирь. А Солженицына выслали на Запад — участь, которую он когда-то назвал «духовным оскоплением». К тому времени, когда я вновь увидел его в Цюрихе — в декабре 1974 г., — у него уже прошло состояние, которое он описывал друзьям как первые ужасные мучения насильственной разлуки с любимой Россией и с семьей, неуверенности в том, сможет ли он продолжать писать, и страха, что буквально погибнет без семьи и работы. Ко времени этой нашей встречи он опубликовал свое «Письмо к советским вождям», личный манифест, ошеломивший Запад. Ранее на Западе имели лишь смутное представление о русофильской философии Солженицына; сейчас она была высказана ясно. В самом резком антикоммунистическом заявлении, сделанном крупнейшей личностью России со времен революции, писатель отворачивался от XX века. Подобно графу Льву Толстому, он выступил как мистический апостол святой Руси, сторонник возвращения к религиозным устоям, как русский патриот, призывающий вернуться назад, к неиспорченности деревенской жизни. Его апокалипсическими видениями была бесконечная война с Китаем, вызванная глупым идеологическим соперничеством, или окончательная деградация русского народа под действием современного городского индустриального общества, пожирающего природные ресурсы страны и обезображивающего родной русский ландшафт. Солженицын изображает Запад как источник, откуда в Россию проникает зло — современная индустриализация, этот ложный бог, и «темный нерусский смерч» марксистской идеологии. «Разгул демократии» и упадок культуры в Америке он объясняет тем, что у нее нет нравственного фундамента. Но Россия — не Советский Союз, а собственно Россия — может найти спасение, отбросив марксизм, отказавшись от роли восточно-европейской империи и от нерусских советских республик и отвернувшись от Европы, чтобы обратиться внутрь себя и направить свои усилия на развитие внутренних областей России на Северо-Востоке. Пусть страна остается авторитарной, лишь бы был выброшен марксизм как государственная идеология и нравственной основой нового порядка стало бы православие.