Суровый преемник Морелло столь плотно окутал себя покрывалом анонимности, что ни один из репортеров, сообщивших о его убийстве, видимо, не имел ни малейшего представления о его значимости. Эта история была похоронена на 48-й странице New York Times, вышедшей на следующий день, а жертва была названа «импортером сыра». Однако кто-то поставил перед собой задачу непременно дать понять единственному свидетелю происшедшего, кем был убитый. Когда Луис Реальбуто, владелец ближайшей аптеки, говорил с полицией в первый раз, он признался, что наблюдал убийство, и в подробностях описал, что́ произошло. На следующий день, по зрелом размышлении, злосчастный фармацевт поспешил изменить свой рассказ. Теперь он настаивал на том, что его даже не было в аптеке, когда все случилось, и он ничего не знал об этом деле.

Со смертью Тото д’Акуилы его вероятный убийца, Массериа, ко всеобщему одобрению сменил его на посту босса боссов.

Массериа был амбициозным и безжалостным человеком, который мог похвастаться почти всеми качествами, которые требовались от успешного мафиозо. Сильный, хитрый и жестокий, он в полной мере обладал способностью устрашать противников, которая в свое время сделала столь грозным явлением Морелло. Пожалуй, самой показательной особенностью, выделявшей Массериа в коварном мире организованной преступности, являлась его готовность нанести первый, самый ощутимый удар. Решительным образом он действовал и тогда, когда избавлялся от д’Акуилы. Одним словом, никому из других боссов Мафии в городе не казалась радужной перспектива оспаривать его вступление в должность.

Правда заключалась в том, что все они размякли – заплыли жиром и пресытились выгодами Сухого закона; возраст и тяготы гангстерской жизни тоже давали о себе знать. Массериа был значительно моложе того, кого сменил, – сорок один год против пятидесяти у д’Акуилы – и пока еще достаточно новым человеком на высоком посту, чтобы насладиться им в полной мере. Главы остальных семей в Нью-Йорке в основном приближались по возрасту к д’Акуиле. Коле Скиро, по всей видимости, было пятьдесят шесть, он руководил бруклинским игорным бизнесом, носившим его имя, на протяжении двух десятков лет. Манфреди Минео было пятьдесят, и почти все это время он представлял собой значительную силу в том же районе. Ни один не хотел конфликта, и оба решили объединиться с Массериа. Боссы двух меньших семей были помоложе. Джо Профачи – вор и насильник из Виллабате, что на Сицилии, который возглавил собственную семью в конце 1928 года, – был тридцатилетним юнцом, а Тому Реине, руководившему пятой нью-йоркской мафиозной группировкой из своей базы в Бронксе, было тридцать восемь. Профачи, чьи растущие интересы распространились аж до Стейтен-Айленда, был менее настроен склонять перед кем-либо голову, чем Скиро и Минео, но так же, как и они, стремился сохранить мир. Только Реина, ближайший по возрасту к Массериа, представлял собой некую угрозу. Один информированный источник – Джо Бонанно, тогда набиравший авторитет участник банды Скиро, – полагал, что «Реине приходилось соблюдать осторожность, чтобы не обидеть его, и в целом придерживаться линии Массериа. Но это были отношения, основанные скорее на расчете, нежели на единомыслии».