…Из «съедобного» отступления видно, что с едой, а значит, и с ее отходами, у меня было все в порядке. Последнее обстоятельство не осталось без внимания местных котов. Вначале появился один. По кошачьим меркам огромный, как небольшая дворняжка. Рыжий и самоуверенный. Чубайс, да и только. Так я его и прозвал из-за масти. Характер у него, как позже выяснилось, больше черномырдинский был. Следом появилась молодая да ранняя (вскоре «обрюхатилась») пронырливая кошка, получившая кличку Хакамада. Потом хитроватый Жирик возник.

Кошачьего полку все прибывало и прибывало: почти каждый день по новой морде с хвостом. Как политики во власть, так и зверье на дармовщину. Я уже устал им клички давать. Одного Зюганычем назвал, другого Козырем — по фамилии бывшего министра иностранных дел, известного американского угодника. Но тут смотрю: Чубайс начинает порядок наводить в кошачьей тусовке, очень недемократическими методами, и всех «выстраивать». После очередной разборки кое-кто безвозвратно исчез с моей территории. Однако появился новый персонаж: большой, короткошерстный (видно было, как мускулы играют) черный самец с белой отметиной на груди. Примкнул он к сформировавшейся компашке достаточно скромно, прав не качал. Видимо, чуял, с кем власть придется делить, и присматривался к раскладу сил. Вертлявая Хакамада сразу «пробила ситуацию» и сменила старого вожака на молодого и перспективного котяру, которого я обрек (опять же по масти) прозываться Черномырдиным.

Некоторое время мы все жили достаточно мирно. Порой мне приходилось показывать, кто в доме настоящий хозяин. С наглецами, что по квартире без дозволения шныряли, не церемонился. Под горячую руку доставалось и рыжему любимцу, когда среди ночи обнаруживал рядом на подушке его усато-шерстяную морду. Он улетал прямиком в открытую на веранду дверь. Тем не менее, если через некоторое время место на подушке оказывалось не занятым, процедура повторялась. Наверное, так кот демонстрировал свою преданность мне. Привязался он ко мне крепко, как-то по-собачьи. Вечером, когда я шел в бильярдную, он всякий раз сопровождал меня. Метров двести шел рядом, потом внезапно застывал на месте, будто перед невидимой границей, которую ему никак переступить нельзя, дожидался, когда я пойду дальше, смотрел некоторое время вслед, разворачивался и уходил восвояси. Мои попытки заманить его за пресловутую черту ни разу не увенчались успехом. Видать, кошачья граница держится покрепче, чем у людей. А может, просто кот был старой закваски, законопослушный не в пример новому поколению.